Взлеты и падения государств. Силы перемен в посткризисном мире - читать онлайн книгу. Автор: Ручир Шарма cтр.№ 115

Как и многие другие развивающиеся экономики, Австралия во время бума сырьевых цен жила в свое удовольствие. В последние годы ее долговая нагрузка стремительно росла, Австралия много инвестировала, но в основном в недвижимость и сырьевые отрасли вроде железорудной, а не в заводы в первую очередь. Австралийцы охотно брали кредиты на покупку акций и домов, что привело к более чем 50 %-му росту цен на недвижимость в период 2010–2014 годов, – самый высокий прирост в развитом мире за тот период. Рост цен на жилье подстегнули и турпоездки китайских покупателей недвижимости. Как показывает правило цен на лук, потребительские цены – не единственная важная составляющая инфляции, потому что существует растущая связь между быстрой инфляцией цен на недвижимость и экономическим спадом. В 2015 году инвестиции в недвижимость составили намного больше 5 % ВВП Австралии, а именно превышение этого уровня в прошлом часто служило предвестником готового лопнуть пузыря.

В период бума в Австралии резко выросли зарплаты, как и стоимость австралийского доллара, что значительно снизило конкурентоспособность немногих оставшихся в стране заводов. Слабый промышленный сектор дает всего 8 % ВВП – это и так самый низкий уровень среди крупных развитых стран, а он еще и продолжает падать. В 2013–2014 годах Ford, GM и Toyota объявили о грядущем закрытии своего автомобильного производства в Австралии из-за высоких затрат. Если они осуществят свои намерения, то к 2017 году автомобильная отрасль Австралии может умереть. А тем временем в других странах эта отрасль расцветала. За тот же период Ford и Nissan, следуя примеру Renault и Volkswagen, расширили свое производство в Европе, в особенности в Испании.

Европа

У крупнейших европейских стран перспективы разные: у Германии – вполне хорошие, у Великобритании – скорее, средние, а у Франции – определенно ужасные. Германия по-прежнему держится на плаву в значительной степени за счет реформ Харца, которые с 2002 года снизили стоимость ее рабочей силы и повысили конкурентоспособность экспорта. Основной вклад Ангелы Меркель, ставшей канцлером в 2005 году, свелся к поддержанию положительной динамики. Государственный бюджет сбалансирован, инфляция стабильна, и после 2008 года Германия смогла в основном удержаться от кредитного запоя. Результат – банковская система с малым числом слабых звеньев, сосредоточенных в провинциальных земельных банках (Landesbanken), но без системных проблем и с относительно небольшим числом безнадежных кредитов. А тем временем устойчивый поток инвестиций продолжает питать превосходную машину экспорта.

Германия сумела стать географическим сердцем европейской промышленности; ее разветвленная инфраструктура снабжения охватила Восточную Европу, где дешевле рабочая сила. Ее миллиардеры управляют огромными состояниями, но источник этих состояний – преимущественно те производительные отрасли, которые с большой вероятностью дают хорошие рабочие места и с малой вероятностью вызывают политический протест против их роста.

На долю плохих миллиардеров из отраслей, подверженных коррупции, приходится всего один процент общего состояния миллиардеров. Однако звездный час Меркель может оказаться одним из последних в ее карьере: она противостояла давлению правых, протестовавших против миллиона с лишним беженцев, наводнивших Европу в 2015 году, и распахнула двери Германии шире, чем открыли свои двери другие страны. Это именно то, что нужно Германии для омоложения стареющего трудоспособного населения и что дает баллы согласно демографическому правилу. Возникшее недовольство понижает шансы Меркель быть переизбранной на четвертый срок в 2017 году ^[53], но это может быть и неплохо для Германии. Согласно правилу круговорота жизни, замена давно находящегося у власти лидера свежим – обычно плюс.

Германия определенно смотрится лучше Великобритании, которая, похоже, превращается в увеличенную версию Сингапура – островную экономику, в основе которой лежит сфера услуг. Экономический рост страны в значительной степени обеспечивает лондонская инфраструктура финансовых услуг, на долю которой приходится 20 % экономики. Промышленность дает 9 % ВВП – второй с конца среди развитых стран показатель после Австралии, но без потенциальной возможности роста за счет природных ресурсов. В 2016 году широко распространено ощущение, что страна поворачивается внутрь себя, при том что правительство премьер-министра Дэвида Кэмерона намерено провести референдум относительно выхода Великобритании из Европейского союза, отчасти потому что выход из ЕС позволил бы сократить помощь беженцам. Общественное негодование против растущего неравенства (концентрация миллиардеров в Лондоне одна из самых высоких в мире: их здесь целых восемьдесят!) вынудило лейбористскую партию занять крайне левые позиции. И оно же заставляет консервативное правительство задуматься об увеличении госвмешательства в экономику, например о наложении новых ограничений на международные банки.

Между тем в экономике Великобритании появляются признаки излишеств: цены на недвижимость взмыли на небывалую высоту и растут в два раза быстрее зарплат. Бытует и множество историй о студентах из Китая и России, которые снимают квартиры в Лондоне с ежемесячной арендной платой выше средней годовой зарплаты в Великобритании. Хотя инфляция потребительских цен невысока, цены на дома и другие активы вызывают серьезные опасения роста инфляции. Дороговизна фунта на фоне дешевизны евро еще больше подрывает конкурентоспособность Великобритании. Однако по некоторым правилам у Великобритании высокий рейтинг. Ее компании и домохозяйства значительно сократили свою задолженность, так что долговая нагрузка страны с 2010 года снизилась на 33 процентных пункта относительно ВВП. У Великобритании прочные торговые связи и сравнительно высокий рейтинг по демографическому правилу. Рост населения здесь довольно высокий для богатой страны, и она притягивает экономических мигрантов (несмотря на то, что для беженцев из зон военных конфликтов двери закрыты). В целом перспективы роста Великобритании кажутся средними.

Глобальное политическое недовольство действующими лидерами вносит хаос в европейские рейтинги, заставляя правительства больше вмешиваться в экономику и закрывать границы. Вызывающий общее опасение подъем экстремистских партий – как правых, так и левых – в 2015 году не привел к отставке правительства ни в одной крупной стране. Центр удержал свои позиции. Европе в целом с экономическим ростом примерно в полтора процента и контролируемой инфляцией не грозит опасность прихода к власти правых экстремистов, которого некоторые опасаются. Правящие партии Великобритании и Франции на выборах устояли под натиском экстремистов. А вот такие страны как Италию, Португалию и Испанию, подъем популистских партий заставил отложить проведение реформ, направленных на повышение их конкурентоспособности.

Одно из самых серьезных изменений произошло в Испании, которая за прошлый год опустилась из категории ведущих стран развитого мира в категорию средних. После разразившегося в Европе в 2010 году глобального финансового кризиса Испания, как и ряд других стран, погрязла в огромных долгах и была вынуждена провести реформы. Положительное следствие кредитного правила в том, что значительное снижение отношения долговой нагрузки к ВВП может привести к новому циклу кредитования и роста, а в 2011–2015 годах частная долговая нагрузка как доля ВВП уменьшилась в Испании на тридцать процентных пунктов – одно из самых резких снижений в развитом мире. Когда Испания выплатила долги, уменьшились зарплаты и стоимость рабочей силы. В этот период – благодаря глобальным производителям, открывшим свои предприятия в Испании, – страна оказалась одной из немногих развитых стран, чья доля в глобальном экспорте промышленных товаров увеличилась. Однако к прошлому году правоцентристское правительство Мариано Рахоя утратило бóльшую часть своего энтузиазма в отношении жестких реформ, а затем на декабрьских выборах 2015 года оно потеряло парламентское большинство и рычаги управления. Дальнейшие реформы оказались заблокированы, и перспективы страны ухудшились, поскольку теперь ее развитие опирается лишь на инерцию уже проведенных реформ.