Песни мертвого сновидца. Тератограф - читать онлайн книгу. Автор: Томас Лиготти cтр.№ 57

— Спасибо, что все-таки посетили нас, — сказал он в насмешливом тоне, будто пародируя свою былую учтивость.

Его веки смежились, а рот растянулся в широкой улыбке — то было лицо человека, наслаждающегося прохладным ветерком в теплый день.

— Они хотят, чтобы вы дождались их возвращения, — произнес он. — Они хотят, чтобы их избранные были с ними.

Смысл этих слов дошел до меня не сразу, повергнув в смятение, изгнав из души последние надежды на чудо и оставив лишь страх. Кошмарный сон оборачивался для меня явью — здесь и сейчас.

Я попытался высвободиться из захвата этого сумасшедшего, стал кричать, чтобы он отпустил мою руку.

— Вашу руку? — воскликнул он… и стал повторять эту фразу снова и снова, смеясь, как если бы услышал самый смешной анекдот в жизни.

Предавшись своему омерзительному веселью, он ослабил хватку, и я наконец-то смог сбежать. Пока я кубарем катился по бесчисленным ступеням, его смех преследовал меня — гулкое эхо вылетало далеко за пределы этого темного каменного чрева.

Сей причудливый, медленно затихающий звук не покидал меня, пока я, ошеломленный, бродил в темноте, пытаясь отрешиться от собственных мыслей и чувств. Постепенно ужасный гул, заполнявший мой разум, начал стихать, но вскоре ему на смену пришел шепот незнакомцев, сталкивавшихся со мной на улицах старинного города. Не имело значения, как тихо они говорили или как быстро замолкали, смущенно покашливая или бросая на меня укоряющие взгляды. Слова достигали моих ушей урывками, но смысл вскоре стал понятен, ибо, все как один, они твердили одно и то же. Чаще всего проскакивали слова обезображен и какое уродство. Не будь столь сильным мое смятение, я непременно обратился бы к этим людям, кое-как напялив вежливую личину, смог бы сказать — я ведь все слышу, о чем это вы толкуете? Что имеете в виду? Но смысл всех этих слов, всех этих потаенных вздохов — какой ужас! Бедняга, несчастный человек! — дошел до меня, когда я вернулся в свою комнату и встал перед настенным зеркалом, обхватив голову обеими руками.

Только одна из этих рук была моя.

Другая уподобилась паукообразным конечностям жильцов.

* * *

Наша жизнь суть кошмар, и лишь раны от ударов судьбы указывают на то, что мы все живем не во сне. Уединенное безумие — райская альтернатива пребыванию в том подвешенном состоянии, где собственное сумасшествие — не более чем бледное подобие безумия мира вокруг. Я клюнул на приманку снов… но все это отныне неважно.

Я пишу, потому что все еще в состоянии писать, хоть преображение мое уже ничем не сдержать. Обе мои руки претерпели метаморфозу, и эти дрожащие щупальца не в состоянии держать ручку как надо. Чтобы написать что-то, приходится преодолевать себя. Сейчас я очень далеко от старинного города, но его влияние не ослабевает — в этом жутком деле на него не распространяются признанные законы пространства и времени. Теперь я повинуюсь иному порядку бытия, и все, что мне остается, — роль беспомощного наблюдателя.

В интересах других людей я принял соответствующие меры к тому, чтобы скрыть свою личность и точное местоположение старинного города с его зловещей тайной. Тем не менее на бумаге я постараюсь раскрыть, без злого умысла за душой, природу и характер живущего там зла. Как бы то ни было, ни мои мотивы, ни мои действия не имеют значения. Они слишком хорошо известны монстрам, заседающим в самой высокой зале старинного города. Они знают, что я пишу и почему я пишу это. Быть может, они даже направляют мою руку — ведь она стала их продолжением. И если я когда-нибудь захочу узреть, что же скрыто под их темными мантиями, то вскоре мне будет достаточно простого взгляда в зеркало, чтобы сполна удовлетворить свое любопытство.

Я должен вернуться в старинный город, ибо больше мне нигде не обрести дом. Но мой путь к этому месту не будет прежним, и когда я снова навещу эту обитель снов, то ступлю за порог, который ни разу не пересекало ни одно человеческое существо… и, думаю, никогда не пересечет.

В той части города, откуда Носс начал свой путь, домов было — раз-два и обчелся. Тем не менее стояли они так, будто когда-то их было здесь гораздо больше, — так иной раз сад кажется бедным единственно потому, что часть насаждений высохла, а саженцы на замену еще не отобраны. Носсу даже подумалось, что эти отсутствующие предполагаемые здания порой меняются местами с существующими, как бы заполняя пробелы в пейзаже и обнажая ту его часть, что обычно сокрыта за гранью видимого, ибо к сему времени нужно служить особой цели — придать городу некое своеобразие. Ради этого множество привычных вещей канут в пустоту, уступая свое место объектам иного плана бытия. Таковы последние дни фестиваля — старое и новое, истинное и мнимое примеряют маски и вступают в запретный союз.

Даже к концу маскарада некоторые только-только начинают проявлять интерес к традиции посещать магазины костюмов и масок. До недавнего времени в число таких вот запаздывающих входил и Носс — однако сейчас он полон решимости зайти в лавку, чьи полки являют собой сплошное изобилие образов и личин, даже на поздней стадии праздника.

По ходу своего маленького путешествия Носс продолжал следить, как число домов прирастает — от улочки до улицы, от улицы до обилия улиц, от обилия улиц до целого города. Признаки фестивального сезона также приобретали все более явственный характер; порой это сбивало с толку, порой казалось вполне уместным. Он миновал двери, распахнутые настежь вопреки позднему часу и как бы приглашающие случайного гостя или человека с плохими намерениями зайти и узнать, что ждет внутри. Тусклый свет горит в пустых залах — или они лишь кажутся таковыми с расстояния непричастности?

Неописуемое тряпье свалено в проулках — ветер играет с ним, перебирает тканевые щупальца-лоскутки. Теперь уже каждый шаг Носса приводит к столкновению с каким-нибудь симптомом фестивальной беспечности: разодранная шляпа застряла в заборе — в том месте, где одну штакетину кто-то выломал; плакат на крошащейся кирпичной стене рассечен наискось — края раны на изображенном лице полощутся на все том же ветру; гуляки прячутся в проулках — их одежды составляют мотки колючей проволоки и подушечный пух. Праздник этот беспечен, безлик и пресыщен собственным лоском, и по мере своего продвижения Носс проявляет интерес только к его внешней стороне. Собственно, ему это все в новинку — он совсем недавно поселился здесь.

Чем ближе центр города, тем сильнее, впрочем, его интерес — тут дома, магазины, заборы и стены стоят куда как теснее. Тут, кажется, едва хватает места для нескольких звезд, что втискивают острые лучики света в проемы между крышами и высотками, да непомерных размеров луны, гостьи в этих краях редкой, чей неясный страдальческий отблеск едва ли нарушает покой серебристых окон. Улицы здесь натянуты струнами, и одна и та же на своем протяжении могла носить сразу несколько имен; говорит это не столько о нарочном решении и не столько о причудах местной истории, сколько о явном стремлении к чрезмерности. Этим, быть может, и объяснялся тот факт, что здания в этом районе носили столько бессмысленных украшений: богато декорированные двери, намертво застрявшие в своих рамах, массивные жалюзи, укрывающие одни лишь пустые стены, изящные балконы с витыми перильцами и заманчивым видом, начисто лишенные доступа извне, лестницы, сокрытые в темных нишах и восходящие к тупикам. Все эти желающие привнести красоту слагаемые казались излишком в пространстве столь сжатом, что даже между тенями яблоку было негде упасть. Ощущение тесноты царило повсюду — и в первую очередь во дворах, где еще горели последние огни фестиваля. В этой части города, похоже, веселье и не думало останавливаться — по крайней мере, признаков его убыли не наблюдалось. Быть может, празднующие все еще куражились здесь, все еще предавались немыслимым в повседневном быту выходкам, все еще куролесили так, будто никакого «завтра» не наступит. Фестиваль личин был еще жив в центре города — исступление праздника не зарождалось здесь, а, напротив, проникало сюда с неких дальних пределов. Быть может, начало фестивалю положила какая-нибудь уединенная хижина на окраине города или заброшенный дом у лесной чащобы. Как бы там ни было, возбуждение только сейчас охватило сердце этого помраченного города, и Носс наконец-то решился посетить одну из многочисленных лавок с костюмами и масками.