Полис, логос, космос: мир глазами эллина. Категории древнегреческой культуры - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Суриков cтр.№ 83

Вот каковы основные составляющие счастья, по мнению древних греков: иметь умеренный материальный достаток, пользоваться уважением среди сограждан, видеть продолжение своего рода… И, пожалуй, едва ли не самое главное: жить в цветущем полисе, служить ему и в конце концов отдать за него жизнь, поставив славной смертью достойную точку в своей биографии. В совокупности этих требований, воплощавших собой высшие жизненные ценности, лежал идеал автаркии для отдельного человека.

* * *

Остановимся еще на некоторых особенностях древнегреческого правосознания. Примеры будут приводиться из материала Афин классической эпохи: именно там и тогда правовые воззрения эллинов достигли наивысшей, максимально возможной для них степени развития. Мы будем говорить здесь не о правовых взглядах мыслителей, представителей интеллектуальной элиты. В центре нашего внимания – уровень массового сознания, правовые представления широких слоев рядовых греков. Оговорим сразу, что античное греческое право вообще трудно для изучения – прежде всего потому, что (в отличие от права римского) оно в течение всей своей истории так никогда и не было систематизировано, не сложилось в целостную, непротиворечивую систему, оставаясь, по меткому определению одного современного исследователя, «правом без юриспруденции» ^[282].

Начнем с цитаты из Аристотеля: члены коллегии Одиннадцати, выполнявшей в Афинах полицейские функции, «должны… подвергать смертной казни взятых под арест воров, охотников за рабами и грабителей в случае их собственного сознания, а в случае запирательства приводить на суд и, если будут оправданы, отпускать, в случае же осуждения – предавать смерти» ^[283]. Перечисленные категории преступников объединялись под общим название какургов («злодеев») и подлежали, как видим, высшей мере наказания.

Довольно странным кажется встретить в Афинах IV века столь суровую кару за кражу. Однако Аристотель отнюдь не преувеличивает; его сообщение полностью подтверждается данными судебных речей аттических ораторов. Весьма часто мы встречаем в них указания на смертную казнь, предписанную законами за воровство ^[284]. Демосфен в одной речи подробно пересказывает законодательство о кражах. Согласно ему, смертной казни предавался человек, укравший днем у частного лица имущества на сумму свыше 50 драхм или государственного имущества на сумму свыше 10 драхм, а ночью – имущества на любую сумму ^[285].

Интересно обнаружить в демократических Афинах применение высшей меры наказания и за ряд других преступлений, по современным меркам не считающихся особо тяжкими: за самовольное присвоение полномочий посла, за занятие должности лицом, задолжавшим государству, за фальшивомонетничество, за насилие по отношению к рабам (хотите – верьте, хотите – нет!), за арест (даже законный) или удар во время крупного празднества, за ссылку на несуществующий закон, за дурное обращение с родителями, за лжесвидетельство, за соблазнение свободных женщин (характерно, кстати, что изнасилование смертью не каралось), за «обман народа», за нанесение побоев. Под угрозой смерти могли оказаться плохо выполнившие поставленную задачу послы, оратор, внесший «неподходящий» закон, должностное лицо, не справившееся со своими обязанностями или получившее взятку, гражданин, участвовавший в жеребьевке двумя табличками (то есть желающий проголосовать «за двоих» – практика, как известно, весьма распространенная в современных парламентах, на которую смотрят сквозь пальцы)… Перечень мог бы быть продолжен.

Неприятно поражают современного читателя постоянно встречающиеся в речах обвинителей призывы к судьям приговорить ответчика к смертной казни. «Даже несколько смертей будут для него недостаточной карой», – таков постоянный, назойливый лейтмотив этих пассажей. Зачастую суровость, жестокость наказаний возводится в принцип. «Если вы присудите их к смертной казни, – говорит клиент Лисия о хлебных торговцах, – то остальные будут больше обращать внимания на закон» ^[286]. Лисию вторит Демосфен: «Никому из совершивших преступление он (закон —) не должен давать никакой поблажки» ^[287]. «Те (законы —), которые лежат в основе государственного права, должны быть жесткими и суровыми ради вашей же пользы» ^[288].

Итак, «гуманные», «просвещенные» Афины IV в. до н. э., выработавшие «гражданский» кодекс поведения, характеризовавшийся сдержанностью, стремлением избегать насилия и добиваться компромисса ^[289], – эти великолепные Афины в сфере правосознания шли во многом еще «путями Драконта».

Чрезвычайная суровость изданных Драконтом в VII в. до н. э. законов была одним из излюбленных «общих мест» античной риторической традиции. По словам Плутарха ^[290], в этих законах будто бы почти за каждое преступление была назначена смертная казнь – и за праздность, и за воровство, и за убийство… Отсюда – употребляющиеся и по сей день выражения «драконовские законы», «драконовские меры» (то есть очень суровые, жестокие). «Дракон» в данном случае – не сказочный змей, а устаревшее, неточное написание имени Драконт.

В отношении воровства, как мы видели, картина и в классических Афинах нимало не изменилась. Но были ли первые афинские законы столь уж недифференцированны? Что это не вполне так – понимали уже некоторые античные авторы, которые указывают, что Драконт различал умышленное и неумышленное убийство, назначая за них разные наказания, ввел категорию оправданного или дозволенного убийства, даже предоставил убийце некий минимум правовых гарантий. Фрагментарно сохранившийся в копии конца V в. до н. э. закон Драконта о неумышленном убийстве ^[291] тоже не дает повода говорить о какой-то особой «суровости»: в качестве наказания предлагается не смерть, а изгнание, рекомендуется примирение родственников жертвы с убийцей.

Бесспорно, изгнание для гражданина полиса тоже было очень суровым наказанием – вторым по тяжести после казни. Человек, который у себя на родине обладал всеми правами, свободой, защитой закона, – за полисными границами становился настоящим изгоем. Если его что-то и защищало, то не правовые нормы, а только религиозные и моральные. Считалось, что изгнанники и беженцы находятся под особым покровительством Зевса, обижать их нельзя – иначе может последовать божественное наказание.