Тайны русской дипломатии - читать онлайн книгу. Автор: Борис Сопельняк cтр.№ 31

Доротея с этим заданием справилась блестяще, так блестяще, что Александр I в приватной беседе с шефом жандармов Бенкендорфом сказал: «Я помню твою сестру привлекательной девочкой, сейчас она государственный деятель».

В 1834 году истек срок заграничной командировки Христофора Ливена, и ему вместе с женой было предписано возвращаться в Петербург. Что тут поднялось в лондонском свете! Дамы рыдали, мужчины грозились до чертиков напиться — и все это от сожаления и горя, они не представляли, как будут жить без Доротеи. Надо знать прижимистых английских аристократок, чтобы оценить их неожиданный поступок: они собрали целую кучу денег, пошли к самому дорогому лондонскому ювелиру, купили у него самый изысканный и самый дорогой браслет и вручили его Доротее «в знак сожаления об ее отъезде и на память о многих годах, проведенных в Англии».

Вернувшись в Петербург, Доротея впала в ипохондрию. Ее деятельной натуре, привыкшей к западноевропейской политической суматохе, в тихом и спокойном Петербурге было не по себе. А тут еще умер муж, а потом и оба сына… Чтобы не сойти с ума от одиночества и неизбывной тоски, Доротея кинулась в Париж. Тогда-то она и купила пустующий дом Талейрана. А вскоре этот дом был превращен в популярнейший салон, попасть в который стремились лучшие умы Европы.

Но вот что странно, среди близких, интимных друзей Дарьи Христофоровны почему-то не было поэтов, художников или, скажем, принцев крови. По понятным только ей причинам она предпочитала политиков и дипломатов. Ее лебединой песней был многолетний роман с министром иностранных дел, а потом премьер-министром Франции Франсуа Гизо. Порой она вспоминала о России и после доверительных бесед с Гизо отправляла в Петербург секретные депеши. Что-что, а это она делала блестяще! Поэтому парижане, так ни о чем и не догадавшись, очень горевали, когда Дарьи Христофоровны не стало. Похоронили ее в черном бархатном платье фрейлины российского императорского двора.

На самом деле этого человека хорошо знали, и не только в Москве. Скажем, работники советского посольства в столице Колумбии Боготе знали его как второго секретаря посольства Александра Огородника, сотрудники КГБ зарегистрировали его сперва под псевдонимом Дмитриев, а несколько позже как Агронома, а вот вербовщики из ЦРУ окрестили его Трианоном, то есть трижды неизвестным.

Еще раньше его знали как воспитанника Севастопольского нахимовского училища, а затем курсанта Ленинградского военно-морского училища имени М.В. Фрунзе. Все шло логично и нормально. Ему, сыну военного моряка, сам бог велел идти по стопам отца — и он шел, пока незадолго до окончания училища у него вдруг сдало зрение. Отнесись тогда начальство к этой беде без пяти минут офицера более чутко (как будто на флоте нельзя служить в очках?!), то не было бы никакого Трианона, не пришлось бы разрабатывать сверхсложные операции «Кайман», «Агроном» и «Сетунь», а самое главное, не было бы жертв, не было бы трупов.

А так — вчерашнему курсанту пришлось устраиваться на работу в типографию, дни и ночи проводить у печатной машины. И только год спустя, вспомнив о золотой медали, полученной в нахимовском училище, а также трудовом стаже, Саша решил рискнуть, как говорится, по-крупному: он подал документы во сверхпрестижный и сверхблатной Московский государственный институт международных отношений. Отец — не посол, не секретарь обкома и не космонавт, а скромный офицер в звании капитана 2-го ранга, квартиры в Москве нет, связей — никаких, зрение — ни к черту, испанский язык — с пятого на десятое, английский — со словарем.

И все же Саша Огородник в МГИМО поступил! Ему чертовски повезло. Дело в том, что в ЦК КПСС стали поступать письма от простых трудящихся, детям которых, даже если они сдавали экзамены на пятерки, в институте давали от ворот поворот. На Старой площади возмутились и отрядили грозную комиссию! Есть в институте хоть один студент из семьи токаря, сталевара или шахтера? Нет?! Это грубейшая политическая ошибка! Вы забыли, кто у нас правящий класс!

Как всегда бывает, за этим последовали разносы, разгоны, партийные взыскания и требования немедленно исправить сложившееся положение, определив процент студентов из семей рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. В этот-то процент и попал сын севастопольского кавторанга… А вот дальше Александр Огородник показал, чего он стоит! Учился отлично, по-испански стал говорить не хуже коренного жителя Мадрида, да и с английским дела пошли на лад, к тому же он слыл хорошим спортсменом и… записным донжуаном. Не счесть, сколько он покорил девичьих сердец. Перед ним не могли устоять даже надменно-вальяжные министерские, посольские и цековские дочки, которые считали ниже своего достоинства общаться с юношами, не проживавшими в высотках и одевавшимися не в «Березках».

Дело шло к окончанию института, вот-вот распределение, а самых выгодных невест расхватали прямо на глазах. И тогда Саша решил жениться не на выгодной, а на богатой и красивой: в конце концов он остановил свой выбор на студентке их же института Александре Арутинян. Но пока он занимался амурными делами, оказалось, что все интересные места в посольствах заняли всевозможные сынки да дочки. Саша запаниковал! Но, хорошенько подумав, решил, если так можно выразиться, обойти своих сокурсников на повороте. Так как он давно был связан с КГБ и работал на контору под псевдонимом Дмитриев, к тому же слыл комсомольским активистом и неоднократно выезжал за рубеж в составе делегаций Комитета молодежных организаций, Огородник попросил своих шефов помочь с поступлением в аспирантуру: защищу, мол, диссертацию, войду в круг ученых и информацию начну поставлять более ценную.

Аргументы были признаны убедительными, и ему помогли — Александра приняли в аспирантуру, и через несколько лет он выпорхнул в свет кандидатом экономических наук. А вскоре последовало вполне приличное назначение в Колумбию — вторым секретарем советского посольства. Должность хоть и небольшая, но это всего лишь старт. Как спортсмен, Саша понимал, что побеждает не тот, кто лихо стартует, а тот, кто равномерно проходит всю дистанцию и затем бурно финиширует.

Финиш у него будет действительно бурным и настолько непредсказуемым, что кое-кому за это придется поплатиться не только карьерой, но и погонами. Но до этого еще далеко… Пока что впереди — экзотическая страна, интересная работа, море наслаждений и такие необычные друзья, о которых до этого он читал только в шпионских романах.

В колонии посольских работников его приняли хорошо, дамы сочли Огородника галантным кавалером, а мужчины толковым специалистом и прекрасным партнером по волейболу. Все шло превосходно, пока однажды ему не предложили прогуляться на свежем воздухе.

«Все ясно, — резанула досадная мысль. — Кабинеты могут прослушиваться, а человек из резидентуры КГБ хочет поговорить со мной с глазу на глаз. Вот черт, и здесь не оставят в покое!»

Когда вышли в парк, человек представился сотрудником КГБ Говорухиным, напомнил о контактах Огородника с его коллегами в Москве, сказал, что в Боготе работать с Огородником поручено ему, и поинтересовался его мнением о некоторых работниках посольства.