Арктические зеркала. Россия и малые народы Севера - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Слезкин cтр.№ 70

Районирование проводилось быстро и без особой предварительной подготовки. Перед лицом растущей иммиграции и промышленной экспансии Комитет действовал по принципу «все или ничего», и к концу 1930 г. на Крайнем Севере было девять национальных округов и восемь национальных районов . (Селькупы, кеты, саами и часть коренных обитателей низовий Амура были обойдены вниманием «в силу слабой изученности… [их] расселения и экономического тяготения».) Родовые советы, очевидно несовместимые с новым территориальным устройством и насильственной коллективизацией, были тихо распущены и заменены оседлыми или «кочевыми» вариантами стандартных общесоюзных советов . Новые «Положения» не вступили в силу до 1933 г., но нет оснований полагать, что за их введением последовали перемены в реальной практике формирования административных единиц. В теории между тем перемена была разительной. Во много раз перевыполнив первоначальный план Комитета, малые народы Севера вступили в братскую семью советских народов «как равноправные участники социалистического хозяйства». Равноправные, но исключительные. Комитет по-прежнему существовал, и его руководители делали все, что могли, чтобы облегчить коренным северянам участие в социалистическом хозяйстве.

Впрочем, дело их (и тех и других) было плохо. По словам Смидовича, границы вновь созданных автономных единиц «проведены карандашом на карте, которая часто совсем не соответствует действительности… При отсутствии закрепления угодий за старым населением новые предприятия и группы населения располагаются часто уже на освоенных местах, и тем самым выбивая из колеи хозяйственную жизнь старых групп населения, туземцы часто оказываются в трагическом положении» .

Комитет продолжал возражать против внепланового вторжения людей и промышленности в места проживания коренного населения и требовал «ограничить ссылку социально опасных элементов в национальные округа» и «допускать отчуждение угодий трудового землепользования… лишь в исключительных случаях особой государственной важности» . К несчастью для Комитета, в разгар индустриализации все, что имело хотя бы отдаленное отношение к экономическому развитию, было делом особой государственной важности. Насколько московские плановики и провинциальные чиновники могли судить, государство не слишком беспокоилось о туземцах, коль скоро задания пятилетки выполнялись. А в заданиях пятилетки о туземцах ничего не говорилось. Как писал Скачко, «“людям цифр”, привыкшим обращаться с сотнями миллионов душ и миллиардами рублей, очень трудно понять большую политическую значимость мероприятий, относящихся к такой незначительной группе населения, и потому средств для них… обыкновенно не хватает» . Госплан и наркоматы отказывались создавать особые северные отделы, ссылаясь на то, что они работают не по территориальному принципу; Наркомзем утверждал, что у него нет ни времени, ни средств для того, чтобы заниматься туземными угодьями, и что в любом случае охота не входит в сферу его компетенции; Наркомфин игнорировал распоряжение правительства о повышении зарплаты местным сотрудникам Комитета, а чиновники Госплана ничего не знали о создании национальных районов, пока Скачко — год спустя — не оповестил их об этом .

В отсутствие финансирования из центра национальные районы и кочевые советы должны были полагаться на областные бюджеты. Результаты были до боли знакомы Комитету Севера. В Николаевске-на-Амуре коренные народы Севера составляли 48% населения, но получали лишь 12% бюджетных средств, а в Березовском и Обдорском районах ни в одном туземном совете не было платного секретаря (из-за нехватки денег и персонала). Государственные органы на уровне национальных районов либо не существовали вовсе, либо формировались по инициативе райисполкомов (а не национальных районов) в рамках заготовительных кампаний. Когда местных чиновников спрашивали о положении коренных народов, они указывали на Комитет Севера как на единственное учреждение, которое занимается этим вопросом. Порочный круг замкнулся. Признавая поражение, Комитет объявил, что единственным источником финансирования туземной администрации являются туземные налоги (на «кулаков») .

У хозяйственных руководителей было еще меньше причин обращаться за советами к Комитету. Они отвечали перед своими наркоматами, а наркоматам срочно требовались результаты. Соответственно,

Иными словами, они считали представителей северных национальностей незаинтересованными, неквалифицированными и неэффективными в качестве промышленных рабочих и крупных производителей продовольствия и полагали, что у них нет другого выбора, как «при заселении северных территорий считать их все сплошь свободными и неиспользуемыми и занимать под совхозы и поселение переселенцев, без строгого учета интересов народов Севера» . Рыболовов все чаще импортировали с юга, оленеводческие совхозы предпочитали колхозам и даже пушнину пробовали добывать в наскоро устроенных «заповедниках» силами наемных рабочих . Тем временем подготовленных кадров, которые могли бы помешать всему этому, видно не было. На Севере не хватало материальных стимулов, и даже самоотверженным энтузиастам индустриализации казалось, что там «“нет ничего интересного” — ни крупных промышленных предприятий, ни больших партийных организаций и т.д.» .

Таким образом, реализация плана Скачко не продвинулась дальше первого шага. То, что должно было стать формальной уступкой, стало смертным приговором для Комитета Севера и, как многие полагали, для самих туземцев. Возведение малых народов в ранг полноправных национальностей и наделение их административным равенством означало, что они больше не являются «крайне отсталыми». Комитету не оставалось ничего другого, как стать представителем «всей массы населения» новых территориальных единиц, в том числе своих давних врагов, которые жили за счет туземцев, и новых врагов, которые туземцев выживали . Как писал Смидович, бодро признавая поражение, «ходом советской жизни Комитет Севера превращен в Комитет содействия хозяйственному и соц.-культурному строительству на северных окраинах» .

Роль Комитета стало особенно трудно определить в 1932 г., после того как на XVII партконференции был обнародован второй пятилетний план. Индустриализация Севера была теперь задачей первостепенной важности, и на разведку и разработку месторождений выделялись значительные суммы. В новые национальные районы отправлялись бесчисленные геологические партии, и за короткий промежуток времени новые шахты были построены в Амдерме (флюорит), Воркуте (уголь), Норильске (уголь и железная руда) и в Якутии (золото). Для нужд лесной промышленности строились крупные речные порты, и все больше исправительно-трудовых лагерей следовали за индустриализацией в глубь тайга и тундры .

С точки зрения плановиков, будущее этих начинаний зависело от успешной навигации в Северном Ледовитом океане. В конце 1932 — начале 1933 г. Комсеверопуть был распущен, а на его месте было создано государственное учреждение, подчиненное непосредственно Совнаркому, — Главное управление Северного морского пути (Главсевморпуть) . ^[92] Главсевморпуть отвечал за морские исследования, промышленные проекты на материке и «вовлечение местного туземного и русского населения в работу по социалистической реконструкции» . Возможный межведомственный конфликт разрешился без труда: в 1934 г. декрет Совнаркома и ЦК ВКП(б) сделал Главсевморпуть неограниченным правителем всей Северной Азии севернее шестьдесят второй параллели (параллели Якутска) . Единственным исключением был гигантский горнопромышленный и лесозаготовительный трест Дальстрой, формально контролировавшийся Советом по труду и обороне, но реально управлявшийся НКВД. Дальстрой начал действовать в бухте Нагаево (будущем Магадане) в 1932 г. и вскоре забрал в свои руки «организацию всей общественной и политической жизни» в обширном регионе восточнее Лены и севернее Алдана .