Крымское ханство в XVIII веке - читать онлайн книгу. Автор: Василий Смирнов cтр.№ 34

Правда, тут анахронизм: в то время, про которое говорит автор, еще и речи не было о кандидатуре Шагин-Герая. Наш уполномоченный на Бухарестском конгрессе Обрезков в одной из конференций упоминает только, что «татары сами отправили калгу-султана к русскому двору, дабы наиточнейшим образом постановить дело о вольности и независимости их, снабдив его с тем публичными актами, как от стороны хана, так и от всех обществ татарских» и т. д. Тут везде Шагин-Герай является в качестве второстепенного лица, действовавшего по доверенности хана, каковым тогда признавался Россией Сахыб-Герай. Ресми-Ахмед-эфенди писал свое сочинение в 1195 году (1781). Шагин-Герай тогда уже состоял ханом по милости России, и турецкий публицист мог не упомнить в точности времени, когда она выдвинула его кандидатом на ханство, и таким образом позднейший факт пророчески излагает раньше, чем он свершился. Такое заключение следует из обмолвки насчет Шагин-Герая, что он был «человек, звезда которого уже закатилась»: что можно было про него сказать в 1781 году, того никак нельзя было сказать почти на десять лет раньше.

Но если Россия, при всем расположении к Шагин-Гераю, сдерживала его порывы в видах поддержания кое-какого статус-кво в Крыму, то в Порте совсем иначе смотрели на вещи, за исключением таких умных и дальновидных личностей, каков был часто упоминаемый нами Ресми-Ахмед-эфенди; но эти люди были в меньшинстве, и безрассудное большинство брало верх и подвергало свое государство новым бедствиям и бесплодным тратам.

Еще до обмена ратификациями, говорит турецкий историк Джевдет-паша, морем прибыла татарская депутация из почетных крымцев с просьбой, чтобы ханы по-прежнему назначались Портой, хутбэ ^[128] же и монеты чтобы были с именем султана, и представили множество просьб и прошений. Их тотчас же стали чествовать как дорогих гостей — отвели приличное помещение со всей обстановкой и стали отпускать из казны деньги на их содержание. Очень хорошо понимая, что стремления татар совершенно противны только что заключенному договору с Россией, в Порте, однако же, не отвергли их искательств, а, придравшись к неясному выражению в договоре относительно того, как татарам поступать в делах религиозных, принялись толковать это выражение в смысле, согласном с татарскими вожделениями.

В этом направлении Порта начала новые дипломатические переговоры с Россией. Ей опять сделали уступку, и обмен ратификациями состоялся. Комментируя этот факт, турецкий историк обращает внимание на то, что России во что бы то ни стало надо было добиться так называемой независимости татар: это было для нее самое благоприятное условие, чтобы пользоваться соперничеством искателей ханского звания и держать в Крыму безвыходно свое войско под предлогом охраны особы ханов; причем Порта совершенно устранялась от всякого вмешательства в это, по-видимому, домашнее дело. Так рассуждает турецкий историк (вакаанэвис ^[129]), и теперь еще благополучно здравствующий ^[130]. Но иначе трактует тогдашние события, следовавшие за Кючук-Кайнарджийским миром, их современник Ресми-Ахмед-эфенди. «Все споры кончены, — говорит он, — все беды устранены. Но по воле Всевышнего Аллаха находившийся в то время в Крыму прежний хан, злокачественный Девлет-Герай, чтобы отнять у Сахыб-Герая ханство, через восемнадцать дней ^[131] собрал около себя нескольких татар и послал двести татарских мурз с прошениями и представлениями к Порогу Счастья просить и умолять, говоря: „Мы не приемлем… срама независимости! Мы будем сражаться хоть до светопреставления, пока Ени-Кале и Кыл-Бурун не будут опять отобраны у московов!“ Эта статья составляла сущность мирного договора; ясно было, что в случае спора о ней дело непременно выйдет неладно; а потому надлежало, не слушая татарского вздора, представить Девлет-Герая виноватым и постараться этим устранить смуту. Но не умеющие сообразить в деле начала с концом болтуны и тщеславные своим правоверием государственники заговорили: „Это что такое? Татары мусульмане! Им непременно следует оказать помощь!“ И вот прибывших из Крыма татар приняли с почетом и уважением: из кладовой высочайшей кухни стали отпускать пайки ежемесячно на пятнадцать, на двадцать кисетов. А татары известно, какой народ: за трубку табаку они готовы пять часов карабкаться по горам. Ясно было, что как они увидят такую султанскую трапезу, то до воскресения мертвых не уйдут в свою сторону, а будут проводить время в бесконечных претензиях. Вместо того чтобы постараться выпроводить татар, их удержали, давши им такой ответ: „Мы напишем московцам бумагу в виде просьбы: может быть, желаемое и получится“. И написали московцам бумагу». Далее Ресми-Ахмед-эфенди со свойственным ему юмором описывает задор бестолковых турецких политиков, принявших мягкие, уклончивые отзывы России за трусость с ее стороны и готовность уступить назойливым притязаниям Порты. Потом он опускает занавес над печальным зрелищем новых бедствий, едва опять не обрушившихся на его отечество, в виде новой войны, в которую готово было вовлечь Турцию глупое упрямство и близорукое самомнение ее государственных людей.

На этот раз, впрочем, благоразумие восторжествовало над легкомыслием: в марте 1775 года граф Румянцев получил с курьером из Стамбула донесение полковника Петерсона ^[132]о том, что Портой послано повеление к Девлет-Гераю немедленно выехать из Крыма; что известие это получено русским уполномоченным от самого реиса-эфенди, который откровенно будто бы признался, что и Порта считает нужным удалить Девлет-Герая, зная его честолюбивое стремление стать крымским ханом.

Если эти конфиденциальные клятвенные заверения турецкого сановника в действительности были лживы, то вся эта лживость употреблена была им как средство избегнуть нового непосильного столкновения с Россией из-за татар, нарушивших постановление Кючук-Кайнарджийского трактата. Факт этого нарушения совершался, по свидетельству турецких историков, в таком порядке. По обмене ратификаций Сахыб-Гераю послана была султанская грамота и инвеститура с миралемом ^[133] Мухаммед-беем; а 27 сефера 1189 года (29 апреля 1775) в Бююк-Дере пристал корабль с Сахыб-Гераем, который отсюда написал садразаму письмо с изложением причин и обстоятельств своего отъезда из Крыма. Он уведомлял, что получил и принял грамоту и инвеституру, присланные ему с Мухаммед-беем; но так как в Крыму находился и прежний хан Девлет-Герай, который отправился туда вместе с сераскером Крымской области Джаныклы Али-пашой, то он, привлекши на свою сторону мурз, привел в движение татарский люд. «Мне стали говорить, — докладывал Сахыб-Герай, — что „нам не нужна самостоятельность, да и к тебе нет доверия у нас!“ Устрашившись, я тотчас сел на готовый корабль и… достиг Босфора».