Мужчина мечты. Как массовая культура создавала образ идеального мужчины - читать онлайн книгу. Автор: Кэрол Дайхаус cтр.№ 16

Страница

Рудольфа Валентино как только не называли: и «богом любви», и прототипом «латинского любовника», и «величайшим кинолюбовником всех времен и народов» – безусловно, он являл собою феномен другого уровня ^[138]. По некоторым оценкам, порядка 125 000 человек посмотрели «Шейха» за несколько недель после его выхода на экраны Нью-Йорка. Говорили, что на пике славы Валентино получал от обожательниц тысячи писем в неделю. Впрочем, во многих историях, связанных с его славой, сложно понять, где заканчивается реальность и начинается выдумка. Говорили, что женщины падали в обморок и начинали визжать от одного упоминания его имени. Когда Валентино появлялся на публике, поклонницы стремились утащить на память его одежду, украшения и запонки. После его шокирующей смерти от перитонита в 1926 году неуправляемая толпа создала настоящую давку вокруг его тела. Были и обмороки, и приступы истерии – сообщалось даже о том, что некоторых женщин горе доводило до самоубийства ^[139]. Валентино был и остается суперзвездой, и статус культовой фигуры сохранился за ним до сих пор: его сексуальную привлекательность разбирают и жарко обсуждают и по сей день ^[140].

Его сценическая привлекательность имела налет греховности. В «Шейхе» темнокожий мужчина, по всей видимости араб, похитил белокожую девушку, которую сравнивали с красивым мальчиком и белой газелью ^[141]. Этот контраст заставлял зрителей содрогнуться, хотя в конце концов их и уверяли, что Ахмед на самом деле сын английского лорда и никакой не араб. Но в конце 1920-х бушевали страхи, связанные с расовым смешением, и вскоре Кодекс Хейса открыто запретил любые намеки на межрасовые отношения в кинематографе ^[142]. Иными словами, в кодексе кинопроизводства утверждалось, что сцены страсти, «нечистой любви» и страстных поцелуев могут привести к повсеместному разрушению моральных норм ^[143]. Супружеская измена не должна выглядеть привлекательной – кинематографистам следует выступать за неприкосновенность брака и дома. Все это повлияло на мир кино. Кинокритик Молли Хаскелл обратила внимание, что до середины 1930-х годов американские кинематографисты позволяли себе показывать женщин с сексуальными потребностями, и не обязательно было называть их «извращенками, злодейками – они даже не обязательно должны были быть европейками» ^[144]. Кинозвезды вроде Джин Харлоу, Нормы Ширер, Марлен Дитрих и Барбары Стэнвик убедительно играли сексуально раскованных женщин, готовых побороться с двойными стандартами в отношении сексуальности. Но к концу 1930-х годов ситуация изменилась, и секс пришлось скрывать за метафорами. «Есть большая разница между тем, как Джинджер Роджерс занималась сексом, не заводя детей, – в “Золотоискателях” (Gold Diggers, 1933) и в “Высшем свете” (Upper World, 1934) – и тем, как Джинджер Роджерс заводила детей, не занимаясь сексом, в “Матери-одиночке” (Bachelor Mother, 1939)», – поясняет Хаскелл ^[145].

Открыто показывать женщин в роли субъектов сексуального желания становилось все сложнее. Тем не менее сюжеты нескольких фильмов, выпущенных сразу перед и после Второй мировой войны, были сосредоточены вокруг героинь, которыми управляли неконтролируемые страсти и аппетит ко всему земному. Самым известным из них, конечно же, стала экранизация «Унесенных ветром» – романтического эпоса, основанного на романе Маргарет Митчелл 1936 года, действие в котором происходит в атмосфере Юга США времен Гражданской войны. Роман начал успешно продаваться сразу после публикации и долго оставался бестселлером – по разным оценкам, тогда было продано порядка 26 000–30 000 экземпляров по всему миру ^[146]. История молодой южной красавицы Скарлетт О’Хара начинается с неприятностей. В Фейеттевильском женском пансионе ее учили женственно себя вести и «таить от мужчин острый и наблюдательный ум, маскируя его невинно-простодушным, как у ребенка, выражением лица»; но зеленые глаза выдают ее с потрохами, «беспокойные, яркие (о, сколько в них было своенравия и огня!)» ^[147]. Скарлетт страстно влюбляется в Эшли Уилкса, который решительно настроен жениться на Мелани, девушке с намного более традиционными представлениями о женственности. Скарлетт действует «стремительно». Она бросается на шею Эшли – но это ни к чему не приводит. Эшли – нежный, галантный, хорошо воспитанный молодой человек – никогда не оставил бы Мелани, как бы Скарлетт ни пыталась их разлучить. Он – человек чести, и его поражает отношение Скарлетт к подруге. Тем временем Скарлетт без труда меняет мужчин: выходит замуж с досады, руководствуясь личными интересами и ради выживания. Секс не является ее целью: его вообще стоило избегать, потому что рожать детей Скарлетт не слишком нравится. Она ничего не чувствует к Ретту Батлеру, красивому обходительному «герою», который следит за ней со стороны и даже восхищается ею. Хотя Митчелл упоминает, что в присутствии Ретта Скарлетт ощущала странный сексуальный трепет, когда тот оказался в тюрьме и указал на ее манипулятивное поведение, она почувствовала, что не будет слишком переживать, даже если его повесят ^[148].

Читатели и зрители поддерживали Ретта, но Скарлетт продолжала руководствоваться своими «дикими мечтами, своими сумасшедшими желаниями», которые связаны с недоступным Эшли ^[149]. В киноверсии «Унесенных ветром» Лесли Говард сыграл Эшли Уилкса, хотя не был особенно заинтересован в роли. Его игра зрительниц не привлекла. Элен Тейлор, которая проводила всестороннее исследование реакции женщин на этот фильм, была крайне удивлена тем, как горячо большинство респонденток критиковали Эшли за бесхарактерность и не понимали, почему Скарлетт вообще теряла на него время ^[150]. Ретт Батлер в исполнении Кларка Гейбла, наоборот, олицетворял мечты любой женщины ^[151]. Тем не менее когда в конце концов Ретт и Скарлетт все-таки женятся, их брак постепенно превращается в разрушительную для обоих борьбу за власть, и они неспособны позитивно реагировать на проявления нежности со стороны друг друга. И лишь на 1016-й странице этой (очень длинной) книги Скарлетт осознает, что ее одержимость образом Эшли ничего хорошего ей не принесла. Ее внезапно посещает озарение: «Я любила образ, который сама себе создала». Скарлетт признается себе:

Страница