Петр Иванович - читать онлайн книгу. Автор: Альберт Бехтольд cтр.№ 55

– А вы тоже полагаете, что мать не любила своего сына? Наблюдали ли вы что-либо в этом смысле?

– Нет, нет, никогда я в это не верил. Об этом не может быть и речи, она не раз мне говорила об обратном.

– А именно?

– Что она беспокоится о здоровье Пьера. Я также сужу по тому, как она вообще относилась к сыну. Такое сразу замечаешь, у меня ведь тоже была мать. Нет, это невозможно – мадам Орлова с такой нежностью и заботой относилась к своему…

После этих слов раздался грохот. С Пьером случился обморок.

Заседание прервали.

Когда оно возобновилось, уже зажгли лампы.

Председатель попросил Ребмана продолжить свой рассказ. Что еще он наблюдал?

– Что Пьер боялся за свою мать.

– Как вы это заметили?

– Он меня однажды спросил, отчего умерла моя мать и долго ли ей пришлось страдать.

– И почему вы решили, что он при этом думал о своей матери, то есть о мадам Орловой?

– Потому что он об этом никогда не говорил. Только после того письма, которое пришло из дому и в котором…

– Вы читали его письма?

– Только адрес. Девушка приносила мне почту, и я помню, как в тот раз был шокирован изменением в почерке мадам: как будто писала старуха.

– Пьер Орлов как-то отреагировал на это?

– Нет, он никогда не говорил о своей корреспонденции. Но каждый раз передавал привет по-французски: маман вас приветствует, vous salue.

– Какие отношения были между вами и мадам Орловой?

– Мадам Орлова относилась ко мне, как мать.

– Не было ли между вами разногласий, перемены в отношениях, споров? Я обращаю ваше внимание на то, что вы имеете право не отвечать, если не желаете.

– В таком случае, я лучше не стану отвечать. Однажды кое-что между нами произошло, но это не имеет отношения к данному процессу.

Председатель шепотом переговорил со своим соседом. Потом кивнул в сторону Ребмана.

– Хорошо, вы можете идти. Но подождите за дверью на тот случай, если вы еще понадобитесь.

Он больше не понадобился. Несколько других свидетелей вызывали повторно. Потом объявили, что заседание закрыто. И вскоре вывели Пьера Орлова, очень быстро, из одной двери в другую.

Это был последний раз, когда Ребман видел своего воспитанника.

Допрос свидетелей на этом закончился, и вскоре можно было прочесть в газетах, что Пьера Орлова освободили: государственный защитник сам об этом ходатайствовал, и теперь мальчик уехал с родственниками за границу.

Но весточку от Пьера Ребман все же получил. Через несколько недель пришло письмо из Рима, и по почерку Ребман сразу узнал, от кого оно. В письме Пьер Орлов благодарил своего бывшего гувернера за то, что тот всегда его поддерживал, как бы ни складывались обстоятельства. Ему было очень трудно принять оправдательный приговор. Он желал бы обратного: «Ведь я убил человека и виновен – и всю свою жизнь буду чувствовать себя виновным в убийстве!»

О том, что Ребман после Кисловодска бросил его, – ни слова.

Снова наступила весна, русская весна, наступила сразу, за одну ночь. Петер Ребман не был бы нормальным молодым человеком, если бы он этого не почувствовал, особенно после такой тяжелой зимы. И пускай у него не осталось ни гроша и он снова попал в долговую книгу мадам Проскуриной, он все же не голодает, и небо над головой совершенно чистое, прозрачно-голубое, так что мрачное настроение к нему больше не возвращается. Начальница «Дома» просила еще немного потерпеть: у нее такое предчувствие, что предложения работы вот-вот прольются на них обильным весенним дождем.

В воскресенье утром к чаю, как всегда, приходит Шейла. Когда выпили чай, она сказала, что теперь не скоро сможет появиться в «Доме», потому что она завтра уезжает с господами в деревню.

– Уже? – удивилась мадам Монмари, – еще ведь не время дачного сезона!

– Это ведь не я решаю, – ответила Шейла, – к тому же, они едут в имение, а не на дачу. Судя по донесениям, там все уже зазеленело.

– И куда же именно вы направляетесь?

– Пароходом вниз по Днепру, два дня пути. А потом еще несколько часов езды, имение недалеко от реки. Может быть, прогуляемся?

– Вы меня имеете в виду?

– Ну а кого же еще, вы у нас теперь единственный кавалер.

«Ах, только поэтому», – думает Ребман, и, конечно же, соглашается, даже с огромным удовольствием.

Они спускаются вниз по Крещатику к памятнику императору Александру, затем через Купеческий Сад поднимаются на Владимирскую горку. Там они присели на скамейке, и Ребман рассказал своей спутнице о трагическом спектакле, который он наблюдал отсюда несколько недель назад:

– Там, где сейчас плывет пароход, тогда перевернулась льдина! На совести Днепра уже не одна человеческая жизнь.

– И многие несбывшиеся надежды! – добавила Шейла шутливым тоном.

Ребман смотрит на нее со стороны. Только раз в жизни, еще мальчиком, видел он подобную этой девушке красавицу: то была тетя Жени, что однажды приезжала к маме на каникулы, но вскоре умерла от малокровия. Она тоже была, как Шейла – и не выскажешь, какой она была. О, если бы мне позволили погладить это лицо, только погладить!

Пока он так думал, она спросила, помнит ли он, как расспрашивал ее однажды в «Доме»?

– О чем, о влюбленных? Да! Я даже помню, что вы мне ответили: что вы еще никогда не были влюблены.

– А сейчас влюблена!

Тон, которым она это сказала, означал что-то вроде: вот теперь ты это услышал, так что можешь зря не стараться!

Да он уже давно знает! Наверное, это тот самый благородный господин, который однажды за ней приходил и о котором говорили, что он tres-tres riche ^[19]. Но теперь, когда он это услышал от нее самой, у него по телу словно разлился плавящийся лед: только теперь он почувствовал, как же она ему нравится.

– О! Как же это, наверное, прекрасно! – только и смог он из себя выдавить.

Шейла посмотрела на него так, будто он спросил, больно ли это, когда у тебя сердечный спазм:

– Я не знаю.

И после паузы, видя, что Ребман ничего не говорит, она добавила:

– У меня такое чувство, что мы больше никогда не увидим друг друга.

И не дождавшись ответа, попросила:

– Не сможете ли вы доставить мне радость и придти сюда завтра, чтобы помахать мне на прощанье. Пароход отплывает в полдень.

– Непременно, с удовольствием! – ответил Ребман.