Центр тяжести - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Поляринов cтр.№ 53

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Центр тяжести | Автор книги - Алексей Поляринов

Cтраница 53
читать онлайн книги бесплатно

– Ты плохо себя чувствуешь? Не заболел? – спрашивала мама.

Я бормотал что-то в ответ, не мог признаться ей, что не хочу посвящать жизнь музыке и что все эти ежедневные занятия нагоняют на меня тоску. Тогда, в двенадцать лет я еще толком не знал, чего хочу, но мне нравилась математика, я с легкостью умножал в уме пяти-шестизначные числа и часто хвастался перед Петро своими способностями.

– Вот это да, малек! У тебя в голове не мозг, а ядерный реактор! – говорил он, когда я в уме за пятнадцать секунд решал уравнение, на которое он тратил полдня и кучу черновиков. – Только маме не говори, – добавлял он.

Я помню, как однажды зашел к Петро в комнату и вдруг, удивив самого себя, сказал:

– Я не хочу быть пианистом.

Петро обернулся, за ухом у него был карандаш. Он смотрел на меня, ожидая, что продолжу, но я молчал.

– И? – спросил он.

Я рассказал ему, как месяц, проведенный в гипсе, без музыки, что-то изменил во мне. И удивив самого себя, я разрыдался. Петро притянул меня к себе, обнял за плечи.

– Ты чего, малек? Ну не хочешь и не хочешь. Хрен с ней, с музыкой. Подумаешь, трагедия.

– Да, но мама, – бормотал я, шмыгая носом. – Она же верит в меня.

– Ну да, мама расстроится. Но это ведь твоя жизнь, верно?

С мамой было сложно. Ее книга сказок, «Путешествие камней», напечатанная тиражом в 880 экземпляров, так и не нашла читателей среди широкой аудитории. Сложные времена, обвал рубля, пустые карманы, издательства-банкроты, дефолт, деноминация. Людям было не до чтения. В прессе появились две короткие, снисходительные рецензии – и все. Мама, конечно, храбрилась, и все же я видел, как больно ей было. Одно дело, если бы книгу ругали, она бы это пережила, но тут было другое – ее просто не заметили. Мы пытались уговорить ее не сдаваться, начать писать вторую книгу, а потом, если и с этой не выгорит, то и третью:

– Первый роман Роберта Пёрсига отвергло сто двадцать одно издательство. А твою первую книгу даже напечатали, – говорил Петро. – Да, пусть все вышло не очень удачно, ну и что? Если хочешь стать писателем, ты должна быть упрямой.

Она смотрела на него и как-то грустно улыбалась. И обещала, что попробует. И, кажется, даже начала что-то писать.

А потом умер дед, и все полетело к чертям собачьим.

Мы несколько раз навещали бабушку, она теперь жила совсем одна в огромном доме и вела себя очень странно. Словно отключалась, сидела, смотрела куда-то в угол и не сразу откликалась, когда к ней обращались. Она всегда была щепетильна в отношении быта, но после смерти деда в ней что-то надломилось, дом превратился в музей: предметы всегда стояли на одних и тех же местах, идеально чистые, блестящие, как экспонаты. Не хватало только сопроводительных этикеток. Я ходил из комнаты в комнату и разглядывал двери шкафов, натертые до зеркального блеска, открывал гардероб и видел дедовы старые белые рубашки, выглаженные и накрахмаленные. Что они здесь делают? Зачем она хранит их?

Однажды мама провела эксперимент: зашла в зал и поменяла местами несколько книг на полке, потом открыла сервант и сдвинула три тарелки так, чтобы они слегка выбивались из общего ряда, и еще оставила пару жирных отпечатков пальцев на бокалах; открыв гардероб, она сняла одну из старых рубашек с плечиков, хорошенько помяла ее и повесила назад.

Когда через две недели мы снова приехали в гости, книги стояли в алфавитном порядке, тарелки в серванте вернулись в строй, а бокалы были начищены так тщательно, что слепили своей хрустальной прозрачностью; рубашки в гардеробе воняли крахмалом и, кажется, даже еще не успели остыть после встречи с утюгом.

Дом был не просто чист, но стерилен, как операционная. Даже солнечный свет, проникая в комнату сквозь старый тюль, казался белым, словно его обесцветили хлоркой.

– Ма-а-ам!

– Да?

– Подойди сюда!

– Что такое?

– Ну, подойди сюда.

– У меня тут горит все, я не могу. Подойди сама. Что ты как маленькая?

Мама сгребла рубашки в охапку и потащила на кухню. Плечики шуршали о стену, царапая обои, пока она шла по коридору. Она толкнула дверь и бросила рубашки на обеденный стол, уже сервированный тарелками и вилками.

– Это что?

Бабушка рассеянно смотрела на нее, застыв над сковородой с лопаткой.

– Рубашки.

– Это я понимаю. Зачем они тебе? Они старые! Почему ты их не выбрасываешь?

Из ступора ее вывело шкворчащее, плюющееся сало на сковороде. Она стала судорожно переворачивать пузырящиеся ломтики жира.

– У меня тут… подгорает. Не мешай.

Мама шагнула к плите и выключила газ.

– Ты чего? Я же готовлю.

– Это подождет. Нам надо поговорить.

– Сало не может ждать. – Голос стал хрупким и неровным. Бабушка схватила спички и попыталась зажечь одну, но серная головка вспыхнула и полетела на пол. – Ты мне весь рецепт испортишь! Оно же горчить будет, если остынет. Ты хочешь есть горький бекон?

Я сидел там, на кухне, смотрел на ее тонкие, длинные пальцы – я любил перебирать их, сидя рядом с ней на диване, пока она смотрела мексиканские сериалы по Первому каналу. Ее пальцы дрожали, и я помню, как дико это меня разозлило. Я зажмурился и задержал дыхание, чтобы не закричать.

Мама долго храбрилась, но я видел, что смерть дедушки подкосила и ее – что-то надломилось. Петро к тому моменту уже поступил в университет и уехал в Москву, и мы жили вдвоем. А мама снова устроилась редактором в издательство – исправляла ошибки в чужих рукописях. Свои черновики она, кажется, так больше и не открыла ни разу. «Потому что чужие ошибки исправлять проще, чем свои», – повторяла она таким тоном, словно цитировала кого-то.

* * *

До семнадцати я, честно говоря, даже не думал, что моя жизнь будет как-то связана с компьютерами. Я поступил на математический факультет, изучал все подряд: матанализ, линейную алгебру, теорию вероятностей, математическую статистику, матметоды и модели, теорию игр, эконометрику, теорию риска, численные методы, теорию массового обслуживания.

Мама не хотела меня отпускать:

– Как же ты будешь там учиться? Там огромная территория, ты заблудишься.

Она была права: мой «топографический кретинизм» действительно доставлял много неприятностей – и мне, и окружающим. Моя неспособность ориентироваться на местности с годами стала главной темой для семейных анекдотов:

– Про рассеянных людей говорят: «Заблудился в трех соснах», – наш Егорка способен заблудиться в двух. Буквально.

Со временем мне, впрочем, вполне удалось приспособиться к такой жизни и нивелировать свой недостаток. Я стал рисовать карты и заранее продумывать даже самые простые и короткие маршруты. Да и вообще, сказать по правде, я не очень-то любил гулять. У меня была карта территории университета, и я наизусть выучил все углы, повороты и расстояния в шагах до нужных корпусов и аудиторий.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию