Генеральская правда. 1941-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Рубцов cтр.№ 12

Но и в Вашингтоне советские представители сами пытались использовать возможности того же высшего уровня. 31 июля Голиков, Уманский и Репин были приняты президентом США. Рузвельт держался непринужденно, благожелательно, в обращении оказался проще своих министров, с которыми ранее встречались члены миссии. Хотя адъютант президента заранее предупредил гостей, что на визит отведено 15 минут, Рузвельт не проявил никакой спешки, и беседа шла столько, сколько потребовалось.

По собственному признанию Голикова, он и его товарищи не стали миндальничать и жестко заговорили о неудовлетворительном ходе работы их миссии, низкой результативности контактов с американскими официальными лицами, об их попытках переложить друг на друга вину за нераспорядительность. Посланцы Москвы прямо просили президента лично вмешаться, дать конкретные указания по выполнению военной заявки СССР, учитывая остроту противоборства, развернувшегося в огромной полосе советско-германского фронта.

Рузвельт, со своей стороны, отметил важную роль, которую играет Красная Армия, сражаясь с нацистами, и признал, что ему самому надоели бесконечные словопрения, которыми подменяются меры по организации помощи союзнику. Но сам пока мог дать лишь одну конкретную информацию — о 200 самолетах Р-40Е «Киттихоук» из той большой партии, которую США начали переправлять в Великобританию. Англичане согласились переуступить их Советскому Союзу. Но не все было так просто: примерно 150 боевых машин уже находились на Британских островах, остальные были еще в США. На многих из них отсутствовало вооружение, они не были обеспечены боеприпасами, недостаток в которых американская армия испытывала сама. Тем не менее Рузвельт пообещал ускорить решение о предоставлении Советскому Союзу уже вооруженных и снаряженных самолетов.

Стремясь покончить с волокитой, президент не погнушался лично, с карандашом в руках рассмотреть вместе с членами советской миссии их последнюю заявку. Довольно обстоятельно обсудили возможные маршруты и способы транспортировки самолетов из США непосредственно на советский Дальний Восток.

Вмешательство Рузвельта, как ожидали Голиков и его коллеги, должно было придать необходимый импульс усилиям госаппарата. «С прибытия этой советской миссии и начался военный этап выполнения программы помощи Советам, — писал начальник Управления по соблюдению закона о ленд-лизе Э. Стеттиниус, будущий государственный секретарь США. — Генералов Голикова и Репина приняли президент и члены правительства. Вскоре Рузвельт выступил на заседании кабинета и напомнил, что война в России идет уже шесть недель, но пока в Россию не отправлены никакие нужные ей товары. Он попросил Уэйна Коя из Управления по чрезвычайным ситуациям просмотреть утвержденные списки материалов, предназначенных для России. "Действуйте как колючка, которая заставляет двигаться", — сказал он» ^[24].

Бюрократия, однако, была весьма сильна. Это при установленном в Советском Союзе режиме власти, к чему привык Голиков, указания Сталина воспринимались как закон и вызывали мгновенную реакцию, не то было в демократической Америке. Буквально через пару часов после рандеву с президентом полковник Феймонвилл заявил советским представителям, что полученные ими цифры выделяемых для СССР самолетов «нереальны», и вообще призвал умерить «излишний оптимизм посольства», поскольку де «в Белом доме придерживаются другой линии».

А на состоявшейся на следующий день встрече с генерал-майором Дж. Бирнсом, представителем американской администрации по ленд-лизу, возникла настоящая перепалка. Бирнс — «правая рука» Уоллеса (после войны он и сам стал госсекретарем США) в ответ на высказанную ему неудовлетворенность по поводу бесконечных проволочек с организацией поставок заявил буквально следующее: «А вы не ждите, что вам здесь откроют кран и все пойдет широкой струей». Генерал Репин отреагировал резко: «Пусть хотя бы капало».

«Разошлись плохо. Настроение матерное, злое», — такая запись появилась после этой встречи в блокноте Голикова.

Руководитель советской военной миссии был разочарован и знакомством со специальным представителем президента США и его личным другом Гарри Гопкинсом. Встреча состоялась 20 августа, то есть после возвращения последнего из Москвы, и Гопкинс, по воспоминаниям Голикова, козырял своей осведомленностью, упирал на то, что Сталин сообщил ему исчерпывающую информацию о положении Красной Армии и её потребностях в технике и вооружении. Он был против немедленных поставок в СССР, считая необходимым отодвинуть их на более поздний срок, и утверждал, что в этом вопросе они с советским лидером выступают заодно. В это Филипп Иванович не мог поверить, помня об инструкциях, данных ему Сталиным. Когда же посол Уманский заявил, что советская сторона настаивает на полной ясности в вопросе поставок, американец вскочил с места и раздражено заявил, что он не терпит слово «настаивать» и потому отказывается вести дальнейший разговор.

Словом, общее впечатление, которое произвел Гопкинс на Голикова, было невыгодным. В мемуарах Филипп Иванович еще был сдержан, а вот в записной книжке по горячим следам сполна дал волю своим чувствам: «Сегодня обрел "счастье" наконец-то улицезреть и познакомиться с "самим" мистером Гопкинсом. Сколько о нем мне говорили до того хорошего! Сколько на него возлагалось надежд!.. Как подчеркивалось не раз, насколько болен и измучен этот человек, как ему тяжело достается жизнь, сколько в нем мученичества, подвижничества и прочего. И вот сегодня он действительно явился и показал всем своим нутром распоясавшегося фарисея, предельно зазнавшегося и зарвавшегося прихвостня большого человека, возомнившего себя не глупее и не меньше своего патрона; решившего, что мы, люди Советского государства, должны перед ним держаться и чувствовать себя просителями: молча, терпеливо ждать и быть довольными крохами с барского стола» ^[25].

Правда, Гопкинс на следующий день позвонил послу, сослался на нездоровье и просил не сердиться на него за проявленную горячность. В дальнейшем он немало сделал полезного для налаживания американо-советских союзнических отношений, но его поведение показывало, что даже наиболее разумные и дальновидные представители истеблишмента США находились тогда в плену настроений, характерных для мирного времени. Советским представителям приходилось в жесткой, настойчивой манере доводить до их сознания всю остроту положения на фронте борьбы с гитлеровским рейхом.

И в этом смысле назначение руководителем военной миссии именно генерала Голикова оказалось оправданным. Скорее всего, Сталин в наведении первых мостов с союзниками рассчитывал больше на прямоту и волевой напор старого солдата, нежели на тонкое знание этикета и традиционную уклончивость профессиональных дипломатов. И в самом деле, генерал Голиков, не подменяя Майского в Лондоне и Уманского в Вашингтоне, существенно дополнял их.

За несколько недель пребывания в США главе военной миссии СССР удалось по нескольку раз повстречаться и вести переговоры практически со всеми сколько-нибудь значимыми фигурами политики и бизнеса, установить доверительные отношения с теми из них, кто проявил наибольшую заинтересованность в успешной деятельности миссии. Среди последних Голиков выделял двух министров: финансов — Г. Моргентау и внутренних дел — Г. Икеса, а также К. Халла — государственного секретаря США, вернувшегося после болезни к исполнению своих обязанностей как раз во время пребывания советской миссии в Вашингтоне, и О. Кокса — юридического советника из аппарата генерала Дж. Бирнса. Хождения по коридорам власти перемежались визитами на заводы и в мастерские, посещением Абердинского полигона в штате Мэриленд для осмотра техники из старых запасов, которую американцы были готовы передать Красной Армии. Изнурительные переговоры, когда, выражаясь словами Филиппа Ивановича, приходилось «зубами вырывать» то, что было обещано американским правительством, едва ли не каждый день завершались далеко за полночь перепиской с советскими наркоматами — заказчиками вооружения и стратегических материалов, Генштабом и Разведупром.