Модные магазины и модистки Москвы первой половины XIX столетия - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Руденко cтр.№ 15

Туалеты, сшитые за большие деньги для торжественных случаев, иногда приходили в негодность после первого же использования. Дело в том, что многие праздничные мероприятия проходили на свежем воздухе, а «гонять» тучи в ту пору еще не умели. Оперная певица Нимфодора Семеновна Семенова, отправившись 1 июля 1830 года на Петергофский праздник, «взяла с собою четыре новых великолепных платья, одно другого наряднее, которые почти все были испорчены дождем во время гулянья и на другой же день подарены кому-то за негодностью»²³⁶.

Осенью 1817 года императорский двор пожаловал в Первопрестольную и оставался в ней вплоть до весны следующего года, все это время москвичи проводили в многочисленных великолепных балах и празднествах. Архитектор Владимир Алексеевич Бакарев вспоминал: «1 мая 1818 года день был с самого утра не только светлый, но даже жаркий. Лес, или роща Сокольничья, поле Сокольничье и все улицы, начиная от Кремля и до рощи, с 5 часов вечера в полном смысле покрыты были народом стоявшим, идущим и едущим. В Сокольниках ждали императриц. <…> Кто ж будет сидеть дома, когда представляется случай полюбоваться, насладиться небывалою картиною? <…> Когда мы взошли в рощу, то на главном ее проспекте не было решительно места не только остановиться, но и пройти свободно – все это ждало приезда обеих императриц. Мы своротили в сторону и едва успели оглядеться, как услышали знакомый отголосок «ура!». Мы бросились к дороге, по которой должны были ехать государыни. Но каково ж нам было: мы уже увидали экипаж их, как вдруг ударил страшный гром, за ним ворвался в рощу вихрь, начал ломать и коверкать сучья и самые деревья, потом сверкнула огненная молния, за нею удар, за ударом грома полился дождь как из ведра, а за дождем – хлопками снег! Ей-ей, нисколько не прибавил – так было в самом деле!

Надобно было видеть, какая сделалась в роще суматоха – один другого давил, всякий старался сыскать себе местечко от бури, дождя и снега; особенно были жалки женщины, которых эфирные наряды обратились в мокрые тряпки. Хорошо еще, что все это продолжалось не более 10 минут, если еще не менее»²³⁷.

Реклама модистки Фабр. «Московские ведомости». 1868 г.

По случаю визита короля Фридриха Вильгельма Прусского император повелел устроить иллюминацию в Лефортовском дворцовом саду. В тех же записках В.А. Бакарева читаем: «Около вечерен или сейчас после их начала съезжаться публика. <…> К пяти часам послышались отдаленные раскаты грома. Тучу за аллеями видеть нельзя было, потом сверкнула молния и за нею пошел такой дождик, что мы едва могли собрать шкалики и фонари. Публика не знала, что делать, и особенно тем более что на дорожках сделалось сыро и грязно.

Надо знать, что в сад впускали не иначе как по билетам, следовательно, публика большею частию состояла из аристократии или чиновничества и высшего купечества.

Множество дам, аристократок, поместилось в одной из галерей. их столько туда набилось от дождя и сырости, что одни других давили. Смешно было смотреть на них – та кричит: «Ах, я ноги намочила!»; другая: «Ах, Боже мой, я испортила свою шаль!»; те прочие: «Куда годится мой чепец (или) шляпка?»²³⁸

В 1829 году Москву посетил персидский принц. В один из июльских дней ему показывали городскую пожарную команду на Девичьем поле. Во время мероприятия начал моросить дождь, который затем перешел в ливень, «однако же принц не обращал на это нимало внимания. <…> Дам была бездна. тысяч на

10 перепортило одних шляпок»²³⁹. Дурная погода вообще способствовала быстрому износу одежды – как уверяли во французском журнале мод, «каждая буря приносит торгующим модами и новостями 50 000 франков барыша!»²⁴⁰.

Согласно письмам англичанки, в середине 1820-х годов «многие из русских дам тратят на свои наряды от 4 до 5 сот фунтов в год и что это еще умеренно – модницы тратят намного больше»²⁴¹. Имея в виду, что один фунт стерлингов соответствовал примерно 25 рублям²⁴², получаем расход в 10–12,5 тысячи рублей. Такими возможностями обладали далеко не все барыни – необходимость вести светский образ жизни истощала финансы небогатых дворян. Красавица Наталья Александровна Вяземская (в первом браке Гурьева) «была слишком мотовата, охотница рядиться и отделывать наемные квартиры и этими излишними тратами ввела мужа в долги и расстроила его состояние. <…>

– Я скорее буду есть размазню без масла и готова отказать себе во всем прочем, но люблю, чтобы то, что я на себя надеваю, было хорошо»²⁴³. Говорили, «пришлось заплатить за нее по счетам из модных лавок больше двенадцати тысяч ассигнациями»²⁴⁴.

Реклама из издания: Коммерческий указатель города С.-Петербурга, составленный Викентием Кишкиным-Жгерским на 1831 год

Но далеко не все родственники спешили уплачивать такие долги, и в XIX столетии родители не стеснялись сообщать в газетах о неплатежеспособности своих взрослых отпрысков. Военный советник и кавалер Яков де Санглен поместил в «Московских ведомостях» обращение, адресованное владельцам торговых заведений: «Роскошь сына моего Федора, несообразная с малым состоянием моим, обремененным долгами, заставляла меня неоднократно платить в течение нескольких лет разные долги его и тем отягощать не только себя, но и прочих шестерых детей моих. Как во отвращение сего, так и в предосторожность тем, кои захотят ему сделать доверие, объявляю сим, что он никакого состояния не имеет и что я платить за него долгов не обязан и не буду»²⁴⁵. Орловская 2-й гильдии купчиха Екатерина Францевна Леблан умела считать деньги и сорить ими не собиралась, ее газетное уведомление лишено всяких эмоций, коротко и лаконично: «До сведения моего дошло, что сын мой Франц Клавдиевич Леблан, живущий в Москве, ведет расточительную жизнь. Поэтому покорнейше прошу ему не верить, ибо я долги за него платить не буду»²⁴⁶. Как удалось установить по современным источникам, Екатерина Леблан входила в когорту лучших орловских дамских портних²⁴⁷.

Неумеренные траты иногда приводили к тому, что дворянка оказывалась под опекой, то есть лишалась права самостоятельно распоряжаться денежными средствами и имуществом. Современник записал в дневнике: «Над нашей Катериной Ивановной Яковлевой учреждается опекунство; только не такое нежное опекунство, под каким была она у маменьки и дядюшек до своего совершеннолетия – нет, это опекунство будет тягостное, стеснительное, жестокое, и стражем интересов доброй ветреницы назначается строгий и расчетливый генерал Струговщиков. Увы! Ее разлучают с магазинами и магазинщицами, с мадам Шалме, Дюпаре и прочими отъявленными разбойницами, запрещают забирать в долг на Кузнецком мосту всякое тряпье и подписывать счеты разных усердных услужников, не взглянув на итог. Увы! Увы!»²⁴⁸