– Забыл я про собак, – посетовал Томас, вернувшись в рощу.
– Все будет замечательно, – жизнерадостно заверил Кин.
– Ну так не за твоей правой рукой охотятся. Собаки взяли след. Если хочешь уйти, теперь самое подходящее время.
– Господи, нет! Я ведь один из твоих людей, не забыл? Мы своих не бросаем.
– Тогда оставайся. Только смотри, чтобы псы не растерзали.
– Собаки меня любят, – заявил ирландец.
– Надеюсь, хозяева отзовут их прежде, чем они в тебя вцепятся.
– Никто в меня не вцепится, вот посмотришь.
– Просто стой и не шевелись, – посоветовал Томас. – Пусть думают, что ты один.
Бастард ухватился за нижнюю ветку дерева и при помощи сильных, благодаря боевому луку, мышц взобрался наверх и укрылся в листве. Все зависело от того, где остановятся всадники, поскольку мимо они наверняка не проедут. Теперь Томас слышал их: тяжелый стук копыт и лай собак, бегущих впереди. Кин, к изумлению англичанина, опустился на колени и воздел молитвенно сложенные ладони. Едва ли ему это поможет, решил Томас. Показались собаки. Два здоровенных серых волкодава, из пасти у которых капала слюна, подбежали к ирландцу. Кин просто открыл глаза, развел руки и щелкнул пальцами.
– Славные песики, – пробормотал он.
Волкодавы заскулили. Один улегся у колен Кина, а второй принялся лизать вытянутую руку.
– Лежать, парень! – скомандовал Кин на французском, потом почесал обоих псов за ушами. – Какое замечательное утро для охоты на англичанина, верно?
Всадники подъехали совсем близко. Нырнув под ветви, они перевели лошадей на рысь.
– Чертовы собаки, – удивленно буркнул один из них при виде волкодавов, ластящихся к Кину. – Ты кто такой? – спросил он.
– Человек, творящий молитву, – ответил ирландец. – Доброе утро вам, благородные господа.
– Молитву?
– Господь призвал меня к духовному сану, – с ханжеским благочестием заявил Кин. – Мне кажется, я ближе всего к Нему, когда молюсь под деревьями на заре посланного Им доброго дня. Да пребудет с вами Его благословение. А что вас привело сюда в такую рань, господа?
Черная мантия из домотканого сукна придавала ему убедительное сходство со священником.
– Охотимся, – с иронией отозвался один из верховых.
– Ты не француз, – сказал другой.
– Я из Ирландии, земли святого Патрика, и помолился святому Патрику, чтобы тот утишил злобу ваших псов. Ну разве они не добрейшие существа?
– Элоиза! Абеляр! – позвал собак всадник, но те даже не шелохнулись, предпочтя остаться с Кином.
– На кого вы охотитесь? – поинтересовался школяр.
– На одного англичанина.
– Здесь вы его не найдете, – сказал Кин. – А если вам нужен тот парень, про которого я думаю, то разве он не находится до сих пор в городе?
– Может быть, – ответил один из преследователей.
Он и его спутники располагались слева от Томаса, а Кин справа, и Томасу было нужно, чтобы всадники приблизились. Он мог более-менее рассмотреть их через листву. Трое молодых людей, в одежде из дорогой материи, с перьями на шапочках и в высоких сапогах, вдетых в стремена. Двое держали рогатины для охоты на кабана, с перекрестьем под широким острием, у всех троих мечи.
– А может, его там уже нет, – продолжил француз и двинул лошадь вперед. – Ты сюда помолиться пришел?
– Разве я сказал иначе?
– Ирландия рядом с Англией, не так ли?
– Верно. И в этом ее проклятие.
– А еще, – прорычал всадник, – один городской нищий видел у «Вдовы» двоих. Один был в студенческой мантии, а другой забрался на дерьмовозку.
– А я-то считал себя единственным школяром, который поднялся чуть свет с постели!
– Элоиза! Абеляр! – рявкнул хозяин собак, но те только заскулили и прижались к Кину еще ближе.
– Тот нищий пошел к консулам, – заявил первый из преследователей.
– А вместо этого наткнулся на нас, – весело подхватил второй. – И теперь награды ему не видать.
– Мы помогли ему отправиться в лучший мир, – завершил рассказ первый. – Быть может, нам удастся освежить и твою память.
– Помощь лишней не будет, – отозвался Кин. – Вот почему я и молюсь.
– Собаки взяли след, – сообщил всадник.
– Умные песики, – согласился ирландец, потрепав две серые башки.
– И привели нас сюда.
– Конечно! Учуяли меня! Неудивительно, что они бежали с такой охотой.
– И у реки остались следы двоих, – вмешался второй француз.
– Думается, к тебе есть вопросы, ждущие ответа. – Первый из всадников расплылся в улыбке.
– Вроде того, почему этот парень решил стать «вороном»
[21], – заметил хозяин собак. – Быть может, тебе не нравятся женщины?
Двое его спутников засмеялись. Теперь Томас явственно видел их. Очень обеспеченные юнцы: седла и упряжь дорогие, сапоги начищены до блеска. Купеческие сынки? Томас пришел к выводу, что они из тех богатых отпрысков, которые могут позволить себе шляться по городу после наступления комендантского часа, уповая на статус родителей; молодые разгильдяи, таскающиеся по улицам в поисках приключений и уверенные, что к ответу их никто не притянет. Из тех, кто не остановится перед убийством нищего, чтобы не делиться с ним наградой.
– Как может мужчина захотеть стать попом? – презрительно бросил один из конных. – Возможно, потому, что он и не мужчина вовсе? Это надо выяснить. Раздевайся!
Друзья, спеша присоединиться к забаве, тронули коней и таким образом оказались под суком, на котором устроился Томас. Тот спрыгнул.
Рухнув на последнего всадника, он правой рукой обхватил его шею, а левой вырвал рогатину. Француз повалился. Лошадь вздыбилась и заржала. Томас грохнулся на землю, выпавший из седла наездник упал на него сверху. Левая нога противника запуталась в стремени; лошадь пустилась вскачь и уволокла седока за собой, а Томас уже поднимался, ухватившись за копье теперь уже обеими руками. Другой копейщик стал разворачивать коня. Томас яростно взмахнул оружием, и наконечник с силой приложился к черепу француза. Всадник покачнулся в седле, а Томас устремился на третьего врага. Тот пытался выхватить меч, но Кин вцепился ему в предплечье, а лошадь тем временем описывала лихорадочные круги. Собаки прыгали на Кина и лошадь, приняв происходящее за игру. Томас снова взмахнул копьем, и широкое лезвие полоснуло наездника пониже ребер. Тот закричал от боли. Ирландец потянул его из седла и выставил колено так, что всадник ударился об него головой и рухнул как подкошенный. Первый француз ухитрился выпутаться из стремени, но еще не пришел в себя. Он попытался встать, но Томас пнул его в горло, снова повалив наземь. Оглушенный рогатиной оставался в седле, но просто таращился перед собой, открывая и закрывая рот.