С типичной для него бестактностью Черчилль в 1911 г. предложил присвоить одному из вновь построенных линкоров имя цареубийцы Оливера Кромвеля. Король ответил, что в Королевском военно-морском флоте нет места судну Его Величества под названием «Оливер Кромвель». Через год Черчилль вновь предложил этот оскорбительный оксюморон,
[70] но король вновь ответил отказом. Черчилль, однако, не унимался. Вдохновленный заметками о лорд-протекторе, подготовленными его коллегой по кабинету Джоном Морли, он писал Стамфордхэму:
«Оливер Кромвель был одним из основателей флота, и вряд ли отыщется человек, который сделал для него столько, сколько он. Я совершенно уверен, что в истории нет ничего способного оправдать мнение, будто присвоение такого имени кораблю может хоть как-то очернить королевский двор Вашего Величества. Напротив, то великое политическое и религиозное движение, чьим инструментом являлся Кромвель, было тесно связано со всеми теми силами, которые через долгую череду правителей привели Его Величество на трон конституционной и протестантской страны. Горечь мятежей и тираний прошлого уже давно перестала возбуждать умы людей, но достижения страны и ее величайших деятелей выдержали испытание временем».
В канун ирландского кризиса эти соображения казались весьма несвоевременными, и Стамфордхэм — видимо, не без удовольствия — поспешил оспорить риторику Черчилля:
«Аргументы, которые Вы изложили, не могут изменить взгляды короля на данный вопрос. По Вашему мнению, такое название будет очень хорошо принято, однако смею Вам напомнить, что, когда в 1895 г. тогдашнее правительство предложило возвести на общественные средства статую Оливера Кромвеля, это предложение встретило сильные возражения ирландцев и оппозиции и было отвергнуто большинством в 137 голосов…
Если даже возведение статуи столкнулось с такой враждебностью, вполне логично ожидать не меньшее сопротивление идее связать имя Кромвеля с военным кораблем, на который потрачены миллионы общественных средств.
Каковы бы ни были личные чувства Его Величества по отношению к Кромвелю, он уверен, что Ваше предложение вызовет чувства антагонизма и религиозной розни, аналогичные тем, что проявились семнадцать лет назад, тем более во времена, когда, особенно в Ирландии, увы, есть признаки того, что „горечь мятежей и тираний прошлого“ не „перестала волновать умы людей“».
Но даже и тогда Черчилль готов был продолжить борьбу, если бы не получил вот эту обескураживающую записку от принца Людвига Баттенберга, который должен был вот-вот стать 1-м морским лордом:
«На днях Вы говорили мне, что Ваше второе обращение к королю по поводу названия „Оливер Кромвель“ вновь вызвало возражения.
Весь мой опыт службы в Адмиралтействе и близкое общение с тремя суверенами приводят вот к какому выводу: во все времена решение суверена относительно присвоения названий судам Е.В. первыми лордами всегда принималось как окончательное.
Склонен думать, что вся Служба в данном случае будет настроена против Вас».
О корабле его величества «Оливер Кромвель» больше ничего слышно не было. Однако в 1913 г. Черчилль предпринял еще одну безуспешную вылазку против Букингемского дворца. На сей раз он просил назвать один из новых линкоров его величества «Питт» — в честь сразу двух государственных мужей, носивших это имя.
[71] Господин Асквит, добавлял он, счел этот выбор особенно уместным.
Король, однако, лучше премьер-министра знал, что именно сочтут уместным в кают-компании и на нижней палубе. По его указанию Понсонби написал: «Его Величество склонен считать, что название „Питт“ отнюдь не является одним из тех благозвучных или возвышенных имен, которыми до сих пор называли линкоры. Более того, всегда существует опасность, что этому кораблю будут давать скверные клички, созвучные с его названием
[72]».
Черчилль продолжал настаивать, и тогда Стамфордхэм выпустил в него последний залп. В ответ на утверждение 1-го лорда о том, что имя Питт вызывает «исторические ассоциации, связанные с величайшими событиями», Стамфордхэм написал:
«Из тех отчетов, что Вы прислали, Его Величество узнал, что два судна, носивших название „Питт“, использовались как углевозы; из двух предыдущих одно было захвачено французским капером, а второе являлось судном, переданным флоту Ост-Индской компанией, причем имя „Питт“ было заменено на „Дорис“…
Король вполне понимает тот интерес и ту заботу, которые Вы проявили в этом деле, как и во всем, что связано с великой Службой, которую Вы возглавляете. В то же время Его Величество никому не уступает в заботах о повседневной жизни моряка, с которой всегда тесно связано имя корабля, на котором он живет и где ему, возможно, придется сражаться».
При очевидной бесчувственности Черчилля нельзя не аплодировать его всепоглощающей преданности флоту. «Вы стали настоящим водным созданием, — говорил ему Ллойд Джордж. — По вашему мнению, мы все живем в море, и все Ваши мысли посвящены морской жизни, рыбам и прочим водным тварям». В течение трех лет, с 1911 по 1914 г., он провел восемь месяцев на борту адмиралтейской яхты «Энчантресс»,
[73] посетил все военно-морские базы на Британских островах и в Средиземном море, все крупнейшие суда. В мае 1914 г. в одной из таких экспедиций его гостем был премьер-министр. Мисс Вайолет Асквит в своем дневнике так писала о Черчилле:
«Когда мы стояли бок о бок на гакаборте, скользя вдоль живописного, купающегося в лучах солнца побережья Адриатики, я заметила: „Как прекрасно!“ — а он испугал меня ответом: „Да, прекрасная дальность, великолепная видимость. Если бы у нас были на борту шестидюймовые пушки, мы могли бы легко вести бомбардировку…“»
Через два месяца вся страна была ему весьма признательна за такую преданность военному искусству.
Полномочия конституционного монарха в международных делах уже давно подвергались сомнению. Даже деятельность такого беспокойного космополита, как Эдуард VII, вызывала некоторое подозрение. Может быть, визит в Париж, который он по собственной инициативе совершил в 1903 г., инспирировал англо-французскую entente?
[74] Послужило ли его откровенное неприятие германского императора причиной англо-германской враждебности и военно-морского соперничества? Или все это просто усилилось более глубокими факторами географического и экономического характера, послужившими истинной причиной войны 1914 г.?