Когда король после ночного путешествия выходил на станции Баллатер из королевского поезда, обходил почетный караул, выстроенный одним из шотландских полков, и в карете или на машине проезжал оставшиеся восемь миль, ему всегда казалось, что он возвращается домой. «Рад спустя шесть лет снова оказаться в этом дорогом сердцу месте, — писал король в августе 1919 г., — и снова увидеть всех наших милых людей». Он действительно любил их за независимость и прямоту суждений. Через несколько месяцев после его смерти священник близлежащей церкви в Крати отметил прибытие короля Эдуарда VIII и миссис Симпсон чтением проповеди о Нероне.
Когда проблемы Вестминстера и Уайтхолла не слишком ему досаждали, король впадал в игривое настроение. «И как тебя зовут?» — спрашивал он крошечную внучку своего коллеги-охотника. «Меня зовут Энн Пис Арабелла Макинтош из Макинтоша», — отвечала девочка. «Ах вот как! — смиренно говорил король. — А я просто Георг».
В период между двумя войнами этикет в Балморале был не таким строгим, как в Букингемском дворце, но все же царившая там атмосфера оказалась далека от неформальной. За стол король садился в шотландской юбке и с орденом Чертополоха. На небольшом приеме прислуживали восемь лакеев и играли пять волынщиков. На ленч подавались три блюда, на обед — шесть. Точно такой же упорядоченной роскошью были обставлены пикники, проводившиеся на берегах озера Лох-Мьюик: кортеж из огромных темно-бордовых «Даймлеров» с позолоченными радиаторами медленно пробирался по узким каменным дорожкам; лакеи распаковывали корзины с деликатесами и подавали их гостям и хозяевам; иногда шеф-повар в высоком белом колпаке жарил свежевыловленную форель. На мужчинах были плотные твидовые бриджи, длинные шерстяные чулки, превосходно начищенные спортивные ботинки и шляпы; женщинам, одетым примерно так же, все же не разрешалось надевать брюки даже во время прогулок на горных пони.
За исключением подобных перерывов, в ежедневной программе короля все же преобладала охота. Он превосходно стрелял как из винтовки, так и из дробовика; однажды он не смог удержаться от искушения похвастаться и написал другу, что подстрелил самого крупного оленя, когда-либо добытого в Абергельди, — весом 21 стоун 11 фунтов,
[118] но в конце все же приписал: «Сожги эту чепуху, после того как прочтешь». Его достижения в тетеревиной охоте были легендарными. В 1921 г. Эрик Линклейтер и несколько его друзей-студентов решили провести недорогой отпуск в горах Шотландии и заработать немного денег в качестве загонщиков. В один прекрасный день их услуги не понадобились, и король заметил, что они стоят без дела. Тогда «грубоватым, но все же добродушным» тоном он пригласил молодых людей посмотреть, как он стреляет. Вот как Линклейтер описывает это достопамятное событие:
«Они летели в огромном количестве и на большой скорости, поскольку ветер был попутным; склон холма определял направление их движения, и король с непогрешимой точностью сбивал их. К этому времени мы уже имели представление об охоте и могли оценить тот факт, что каждая птица, пораженная выстрелом короля, была мертва уже к моменту падения на землю. Если налетала большая стая, за которой уже надвигалась следующая, то в момент, когда первая из сбитых птиц падала на землю, в воздухе еще продолжалось падение двух, трех, четырех мертвых птиц. Король стрелял так, как обычный первоклассный стрелок может только мечтать. Это были настоящее мастерство, идеальная стрельба. Пока мы наблюдали за его действиями — а мы знали, на что обращать внимание, — ни одна птица не спустилась вниз, неровно взмахивая крыльями, все камнем падали на землю. Двое или трое из наших стрелков также были неплохи, но королю они и в подметки не годились».
Королеве стрельба совсем не нравилась, но, не желая расстраивать короля, она никогда ему об этом не говорила. «Было так скучно, — говорила она об одном таком мероприятии, — что я бы с удовольствием сменила обстановку». Балморалский климат — Эшер называл его «холодным, серым и неприступным» — тоже был ей противопоказан. Но главное — никто здесь не разделял ее интереса к музеям и картинным галереям, антиквариату и аукционам. Однажды осенью она, к своей радости, вдруг узнала, что в соседнем доме остановился самый большой эстет из ее крестников, сэр Майкл Дафф, и тут же пригласила его на обед. Но едва королева начала расспрашивать гостя, король недовольно проворчал: «Опять ты за свое, Мэй, — мебель, мебель, мебель…» После смерти мужа королева Мария предпочитала проводить сентябрь в дворце Холируд, в Эдинбурге, любуясь шотландскими древними монументами и посещая деревенские дома.
Для облегчения государственных забот короля во время его отпуска в Балморале присутствовал дежурный министр. Поскольку его роль была скорее официальной, нежели светской, долгое время считалось, что приглашение не распространяется на его жену. Однако в 1925 г. Стэнли Болдуин предложил, чтобы его сопровождала госпожа Болдуин. Дворцовый эконом сэр Дерек Кеппел с величайшей учтивостью отказал. «Их Величества, — писал он личному секретарю премьер-министра, — с нетерпением ждут визита господина Болдуина, и я надеюсь, что Вы совершенно ясно объясните ему, что лишь недостаток места не дает возможности сделать исключение из давно установившегося правила, которое я уже цитировал». Несмотря на грубый шарм, которым он якобы обладал, Болдуина нельзя было назвать особенно приятным гостем. Когда королева спросила его об одном конфиденциальном политическом вопросе, он отказался отвечать, хотя муж разрешил ей просматривать красные портфели еще будучи принцем Уэльским. «Он обращается со мной как с любопытной маленькой девочкой», — жаловалась королева на премьер-министра.
Невилл Чемберлен во время пребывания в Балморале оставил о себе более благоприятное впечатление, успешно сочетая энергичную работу и деревенские забавы — охоту и рыбную ловлю. Он сам однажды сказал так: «Я здесь знаю каждый цветок; С.Б. не знает ни одного. Я знаю каждое дерево; С.Б. не знает ни одного. Я стреляю и ловлю рыбу; С.Б. не делает ни того, ни другого. И тем не менее он считается человеком деревенским, а я — городским». Однажды, приглашенный на охоту в четверг, он попросил разрешения взять свой ленч и порыбачить на реке в пятницу. Король посчитал это безумной затеей — и оказался прав. В письме к своей сестре Чемберлен подробно описал, как он на протяжении десяти миль, плывя по течению реки, тщетно пытался ловить рыбу. Река, писал он, «представляла собой тоненький ручеек с водой чистой, как джин, при этом яркое солнце освещало на дне каждый камушек». Болдуин же в такие дни запирался в затхлой спальне и читал «Настоящий рыболов» Айзека Уолтона.
В качестве примечания можно привести еще один эпизод с Чемберленом, правда, относящийся уже к последующему царствованию. Осенью 1938 г. король Георг VI тщетно убеждал его задержаться на охоте в Балморале еще на один день, предлагая вовремя доставить его самолетом в Лондон, на предстоящее заседание кабинета. Чемберлен отказался: он ни разу еще не летал, не любит звук самолета и надеется, что летать ему никогда не придется. Через две недели он вылетел в Берхтес-гаден; это был первый из трех его визитов к Гитлеру, закончившихся злополучным Мюнхенским соглашением.