Большая ничья. СССР от Победы до распада - читать онлайн книгу. Автор: Василий Попов cтр.№ 52

В отличие от Янова принципиально иную точку зрения на проблему русского национализма высказали Барсенков и Вдовин, которые полагали, что «объективно оппозицию брежневскому руководству в культурной области представляли общерусские организации и движения, выражавшие национальные интересы России». К таковым авторы в первую очередь отнесли основанное в 1966 г. Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИК), деятельность писателей-«деревенщиков», журналы «Наш современник», «Москва», «Молодая гвардия». По мнению этих авторов, русофобия брежневского режима ярко проявилась в следующих словах руководителя КГБ Ю.В. Андропова: «Главная забота для нас — русский национализм; диссиденты потом — их мы возьмем за одну ночь». Барсенков и Вдовин сожалеют о том, что национально-патриотические течения «так и не набрали силу, не смогли существенно повлиять на власть и развитие общества» в Советской России 60–80-х гг.

Другой исследователь диссидентства В.А. Козлов считал, что активизация идеологов подпольного и полуподпольного русского национализма в 70-е гг. была связана с тем, что в отличие от либеральных диссидентов «русисты» могли «апеллировать к чувствительным струнам национальной души, спекулировать на националистических предрассудках недовольного народа». Основываясь на докладных записках КГБ и ЦК КПСС, он пришел к выводу, что в конце брежневского правления на арену борьбыс режимом стали выходить новые силы, сосредоточивавшиеся на «внедиссидентской крамоле (подпольные организации, террористические акты или их подготовка, возрождение националистического движения на окраинах и развитие русского национализма в России)». Именно национализм Козлов считал угрозой «куда более серьезной» для советского режима, чем либеральную правозащитную критику КПСС «со стороны сердитых московских интеллигентов» .

Некоторые западные ученые утверждали, что национализм, включая русский национализм, стал «самым острым выражением конфликтов между обществом и государством», непосредственным «политическим фактором», который в конце концов привел к распаду Советского Союза .

В 1968 г. в СССР стала широко распространяться работа академика А.Д. Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», в которой был сформулирован важный тезис «о сближении (конвергенции) мировых социалистической и капиталистической систем», сопровождающемся «демократизацией, демилитаризацией, социальным и научно-техническим прогрессом, как единственной альтернативе гибели человечества». В 1971 г. Сахаров написал памятную записку, которая представляла по форме некий конспект воображаемого диалога с руководством страны, и отправил ее Л.И. Брежневу. В ней в качестве неотложных вопросов он предлагал провести общую амнистию политических заключенных, ввести гласность, свободу информационного обмена и убеждений, восстановить права выселенных при Сталине народов и ряд других мер. В 1973 г. Сахаров дал интервью шведскому корреспонденту, в котором высказался по вопросам общей оценки природы советского строя, возможностей его изменения, возможного влияния на это диссидентов, отношения к ним властей, положения с правами человека. «Оценивая наш социализм, — говорил Сахаров журналисту, — я не вижу в нем какого-нибудь теоретического новшества для лучшей организации общества. Мне кажется, что в многообразии жизни может быть найдено и что-то положительное, но в целом путь нашего государства содержал больше разрушительных, чем созидательных, общечеловеческих моментов». В те годы академик полагал, что в СССР сделать «почти ничего нельзя» из-за «очень стабильного» внутреннего положения страны. История рассудила по-иному — многие идеи и предложения Сахарова вошли в программу перестройки .

Историки отмечали, что до 70-х гг. инакомыслящие были «едины в осуждении пороков советской системы», но позже они стали расходиться в оценках природы этой системы и «в способах исцеления страны». По мнению Алексеевой, академик Сахаров был первым «западником» в самиздате. Известная литературная традиция противопоставляла ему Солженицына как представителя другого направления общественной мысли — «неославянофильского», или «почвеннического». Программным документом Солженицына стало «Письмо вождям Советского Союза», отправленное адресатам в 1973 г. В нем он утверждал, что Россия «вполне может поискать и свой особый путь в человечестве», а не «тащиться западным буржуазно-промышленным и марксистским путем». Солженицын декларировал: «Тысячу лет жила Россия с авторитарным строем и к началу XX века еще весьма сохраняла и физическое и духовное здоровье народа. Русская интеллигенция, больше столетия все силы клавшая на борьбу с авторитарным строем, — чего же добилась огромными потерями и для себя и для простого народа? Обратного конечного результата. Может быть… России все равно сужден авторитарный строй? Может быть, только к нему она сегодня созрела?… Пусть авторитарный строй — но основанный не на “классовой ненависти” неисчерпаемой, а на человеколюбии» .

Если до недавнего времени основное внимание уделялось диссидентскому движению в СССР, то в последние годы ученых стали привлекать сюжеты, связанные с различными формами массового недовольства правительственными действиями, в первую очередь «насильственными столкновениями между населением и властью на почве социальных, политических или этнических противоречий». По мнению одного из исследователей этого направления, основанному на анализе десятков тысяч судебных дел за 1953–1985 гг., диссидентство было далеко не «высшей фазой» в развитии оппозиционности советскому режиму. Более того, вспышки репрессий против инакомыслящих, характерные для режима в хрущевскую эпоху, сменились в брежневские годы так называемой политикой профилактирования. Показательные политические процессы над оппозиционными писателями и известными правозащитниками, сопровождаемые нападками в прессе, позволяли власти «дискредитировать интеллигентскую оппозицию в глазах простых людей и напугать интеллектуалов». Угрозы в виде возможного уголовного наказания и запугивание людей, «вставших на путь антисоветской деятельности» (при возможности избежать этого наказания в случае отказа от «крамолы»), составляли ядро этой политики. В конкретных случаях применялись исключение из рядов партии или комсомола и увольнение с работы. Использовались и другие методы борьбы: активизировалась работа тайного политического сыска в стране, в 1966 г. в Уголовный кодекс РСФСР были внесены статьи 190–1, 190–2 и 190–3. Практически это означало, что «крамольников» и инакомыслящих за распространение любой критики существующих порядков можно было привлекать к уголовной ответственности.

Причины спада и кризиса правозащитного движения в конце 70-х гг. В.А. Козлов связывает с «кратковременным согласием населения и власти». Последнее стало возможным и по причине некоторого улучшения материального положения населения, и в связи со свертыванием критики культа личности Сталина. По мнению Козлова, «народный сталинизм» как общественное явление представлял собой «идеологическую оболочку для выражения недовольства режимом», поэтому Брежнев со своим откровенным «антихрущевизмом» и призывами к «объективной и взвешенной» оценке Сталина хотя и «разозлил интеллигенцию», но зато «умиротворил потенциальную простонародную оппозицию». Козлов полагает, что слово «крамола» гораздо точнее, чем слово «инакомыслие», отражает «подозрительное отношение правящего коммунистического режима к образу мыслей своих подданных». Таким образом, то, что в любом демократическом государстве выступало как «органичное и приемлемое разномыслие», в СССР, согласно квалификации властей, являлось «крамолой». В другой своей работе он высказал мысль о том, что «считать все волнения и беспорядки 50–60-х гг. борьбой с коммунистической системой, выражением тоски по свободе — значит романтизировать насилие и идеализировать “народ”, предаваясь бессмысленному идеологическому самообману». Власть считала для себя «опасными» не сами по себе альтернативные мысли, а в первую очередь «внесистемность» своих подданных, их нежелание и неумение вписаться в рамки «законопослушного гражданина» .