Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 245

Константин Симонов

Так все-таки – Советского Союза или России?

В годы войны сложилась идеология не только российского великодержавного патриотизма, но и русской этнической ксенофобии. Не говоря об отношении к немцу вообще, пренебрежительно именовавшегося «фрицем», не говоря о преследовании лиц немецкой национальности, в 1944 г. были осуществлены акты геноцида – этническая чистка на Кавказе и в Крыму. Возобновление Московского патриархата под пристальным присмотром Наркомата государственной безопасности (НКГБ) мыслилось как начало новой эры российской истории. Однако послевоенная реальность заставила Сталина и его идеологов кое-что изменить в направлении политической активности.

Сохранить патриотическое – российское или советское, одно и то же – чувство исторической миссии, подкрепленное реальными воспоминаниями людей, которые, не жалея жизни, исполняли ее на войне, было не просто. Ведь советские люди, которых убеждали, что они живут в социалистическом раю, пересекли с боями – без всяких таможен и контролей – границы своего государства и собственными глазами увидели, насколько бедна их жизнь в сравнении с жизнью немцев и даже небогатых непосредственных соседей. «Железный занавес» опустился, но уже было поздно. И в первую очередь беспокоила совесть человеческую та система бедности крепостных, которую называли колхозным строем.

Смутное недовольство коммунистической политикой, вызванное контактами с западными реалиями и колхозной действительностью, которую невозможно скрыть, приобретало кое-где формы зародышей политической оппозиции. Так, в 1947 г. в Воронеже была создана «Коммунистическая партия молодежи», антисталинское подполье с марксистско-ленинской платформой. Создали ее ученики 9 класса, насчитывала «партия» 53 человека, а во главе ее стоял сын второго секретаря обкома партии Борис Батуев. Группа решила бороться за «восстановление настоящего ленинизма»; она просуществовала 8 месяцев и была разгромлена Министерством государственной безопасности (МГБ) в 1949 г. В 1953–1954 гг. ее участники были амнистированы.

Были и совсем взрослые люди с более или менее радикальными протестными настроениями. Капитан Овечкин вернулся с фронта с собственным взглядом на мир и на советские проблемы. Он имел большой опыт – совсем молодым коммунистом в 1932 г. Валентин Овечкин был председателем колхоза, который находился в «черном списке» и был таким образом обречен на вымирание; Овечкин с риском для жизни подкармливал людей. Он воевал в Крыму и называл Мехлиса кровавой собакой. В Киеве после демобилизации он оставил повесть «С фронтовым приветом», которая заслужила разгромную рецензию: «Писанина т. Овечкина – явление, которое лежит вне пределов художественной литературы. Это насквозь вредная и враждебная писанина, независимо от намерений автора. Она подлежит запрещению и не может быть напечатана». ^[633] В 1952 г., в канун XIX съезда партии, Овечкин закончил серию очерков – знаменитые позже «Районные будни»; первый экземпляр он послал Сталину, второй перед отходом поезда отнес в редакцию «Нового мира» и отдал уборщице. Так началась история «колхозной тематики» в советской литературе, критических размышлений, которые вели уже в хрущевские времена к прямой «новомировской» оппозиции.

Валентин Овечкин

Был и еще один капитан-фронтовик: Александр Солженицын, который тоже хотел «обновленного ленинизма» и через наивную веру в тайну переписки отбыл из армии просто в каторжные лагеря.

А были и генералы.

В январе 1947 г. были арестованы командующий Приволжским военным округом генерал В. Н. Гордов с женой, его заместитель, бывший маршал Г. И. Кулик, и начальник штаба генерал Ф. Т. Рыбальченко. «Органы» сохранили звукозаписи подслушанных ими ночных разговоров супругов Гордовых, в ходе которых генерал, между прочим, сказал: «Значит, я должен дрожать, по-рабски дрожать, чтобы они дали мне должность командующего, чтобы хлеб дали мне и семье? Не могу я! Что меня сгубило – то, что меня избрали депутатом. Вот в чем моя погибель. Я поехал по районам и когда все увидел, все это страшное, – здесь я совсем переродился. Не мог я смотреть на это. Отсюда у меня пошли настроения, рассуждения, я стал их выражать тебе, еще кое-кому, и это пошло как платформа. Я в настоящий момент говорю: у меня такие убеждения, что, если сегодня распустят колхозы, завтра будет порядок, будет рынок, будет все. Дайте людям жить, они имеют право на жизнь, они завоевали себе жизнь, отстаивали его!»

В разговорах вспоминался с матерною бранью Сталин, что сыграло решающую роль в судьбе генерала. Вспоминался и Жуков. «Когда Жукова сняли, ты мне сразу сказал: все погибло», – напомнила Гордову жена. О надеждах, которые возлагали генералы на Жукова, свидетельствовали и разговоры Григория Кулика с генералами И. Е. Петровым и Г. Ф. Захаровым еще в 1945 г. Оба генерала в письменном виде покаялись в том, что не донесли своевременно на Кулика, который вел сомнительные разговоры по-соседски за рюмкой и поднимал тост за Жукова.

Между прочим, Кулик вместе с братом жены Сталина Павлом Аллилуевым и генералом Д. Г. Павловым в августе 1938 г. направили письма Сталину, где писали о губительности развернутого в армии Ежовым террора.

24 августа 1950 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Гордова, Кулика и Рыбальченко к расстрелу. Пусть военные историки скажут, какими они были генералами. Но и без того можем отдать им почести как первым, кто начал подниматься с колен.

Масштабы и характер недовольства не были ясны коммунистическому руководству, но разные сигналы – от писем искренних и наивных коммунистов к материалам НКВД – НКГБ и СМЕРШу (военной контрразведке «Смерть шпионам») – поступали и на высший уровнень. И особенную опасность составляла, конечно, армия.

Армия после поражений или разваливается, или способна на переворот против несчастливого лидера. В ходе победной войны она еще никогда не осуществляла переворота, а после победы армию всегда трудно успокоить. «Потерянное поколение» является неминуемым спутником не только проигранной, но и победной войны.

Репрессии в вооруженных силах начались с летчиков. 14 декабря 1945 г. арестован командующий ВВС на Дальнем Востоке маршал авиации С. А. Худяков. Настоящее имя его – Арменак Ханферянц, он назвал себя Сергеем Александровичем Худяковим в 1919 г., когда настоящий С. А. Худяков, его командир и друг, погиб в бою. Худяков-Ханферянц был прекрасным командующим, он командовал 1-й Воздушной армией на Западном фронте; по предложению Жукова и командующего ВВС Новикова в мае 1942 г. его назначили начальником Главного штаба ВВС – заместителем командующего ВВС, он сопровождал Жукова на Курской дуге.

До сих пор непонятно, чем была вызвана ликвидация Худякова. Его 22 августа 1946 г. официально обвинили и 18 апреля 1950 г. расстреляли как английского шпиона и участника расстрела 26 бакинских комиссаров. Дело слепили Абакумов и палачи-следователи Герасимов и Лихачев. Конечно, инициатором был Сталин. Допускают, что это был материал на всякий случай против Берии и Микояна. Очень вероятно, что через летчиков Сталин планировал выйти на Жукова. Характерно, что на встречу с Рузвельтом и Черчиллем в Ялту Сталин взял с собой как военных экспертов генерала Антонова (сразу по возвращении в Москву назначенного начальником Генштаба), адмирала Кузнецова и маршала авиации Худякова – блестящих представителей военного поколения. Все они по-разному угодили в его немилость.