Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 149

Таким образом, около десяти миллионов мужчин, женщин и детей были изгнаны из родных домов без вещей и запасов еды, их гнали среди зимы на морозе, весной и осенью под дождями, по колено в болоте, выбрасывали с подвод где попало среди поля; бывало и совсем по-садистски – кормили в вагонах соленой рыбой и не давали пить, мертвых и умирающих бросали просто вдоль железнодорожной насыпи. Часть мужчин сразу расстреляли. Приблизительно треть отправили в лагеря. Выселенных на Урал и в Сибирь выгружали под открытым небом на землях, непригодных для ведения хозяйства. Сколько маленьких детей и немощных стариков, истощенных и больных крестьян и крестьянок умерло на тех страшных верстах, никто не считал.

Следующим шагом было создание хлебного резерва, использованного для организации Голодомора в Украине, Сибири, казачьих регионах, Поволжье, Казахстане, Средней Азии. Хлеб забирали у крестьян отчасти и для экспорта, хотя в условиях депрессии на Западе в эти годы продавать зерно было очень невыгодно. Но, изучая объемы экспорта и резервного фонда, Конквест пришел к выводу, что именно в 1932–1933 гг. экспорт хлеба был минимален. Основные запасы пошли на создание резерва. В 1932 г. это оказалось безумным решением: забирать было нечего, коллективизация привела к резкому падению сельскохозяйственного производства. Создание государственного хлебного резерва предусматривалось еще решением ЦК в 1928 г., а с 1933-го заготовка хлеба выросла до 1,2–1,4 млн пудов ежегодно (в сравнении с 0,5–0,6 млн пудов до 1928 г. и объемом товарного зерна в 1,28 млн пудов в самом урожайном 1913 г.). ^[353] В октябре 1931 г. был образован комитет резервов при Совете труда и обороны во главе с Куйбышевым и заместителем председателя Ягодой; другими словами, создание хлебного резерва тоже было возложено на ОГПУ.

Изымали не только хлеб – забирали все, что было можно съесть, часто даже какую-нибудь похлебку из горшков в печи. Теперь производство сосредоточилось в колхозах, и село должно было знать, что продуктами свободно торговать не будет – государственное задание твердо и нерушимо. Задания давались в конце лета 1932 г. по регионам, Украина получила цифру в 7,7 млн тонн, на всеукраинской партконференции в июле 1932 г. присутствовавших на ней Молотова и Кагановича уговорили на значительное уменьшение заданий, но и эти уменьшенные задания, не до конца, кстати, выполненные, означали смертельный, сокрушительный голод. Решение изъять хлеб подкрепили постановлением ЦК от 7 августа 1932 г., которое приравнивало колхозную собственность к государственной и устанавливало страшные кары за кражи даже десятка колосков. Чтобы не допустить массового побега из села и сохранить государственный контроль за «миграцией рабочей силы», ввели в декабре 1932 г. паспортную систему с пропиской и внедрили «черные доски»; занесение села на «черную доску» значило, что выезд из него будет запрещен, оно будет окружено войсками и ГПУ, лишено всякого снабжения и обречено на вымирание от голода.

Жертвы Голодомора

Убийцы и палачи – проводники этой политики – ни одним словом никогда не проговорились о голоде, но достаточно ясно сформулировали партийные позиции. Официальное отношение к «трудностям» выразил нарком земледелия СССР А. Яковлев на «съезде колхозников-ударников» в феврале 1933 г. По его словам, украинские колхозники не справились с посевными работами в 1932 г. и «наделали вреда правительству и самим себе». «Своим плохим трудом они наказали себя и правительство. И из этого, товарищи украинские колхозники, сделаем вывод: теперь время расплатиться за плохой труд в прошлом». ^[354] В этом же духе высказывался один из самых энергичных коллективизаторов Хатаевич, организатор террора на Поволжье, а затем – секретарь ЦК КП(б)У: «Выбросьте свой буржуазный гуманизм в окно и действуйте, как большевики, достойные товарища Сталина… Кулаки и даже некоторые середняки и бедняки не отдают свое зерно. Они саботируют политику партии. А местная власть иногда колеблется и показывает слабость… Через вас, партийные отряды, села должны понять значение большевистской твердости. Вы должны найти зерно, и вы найдете его. Это вызов вашей инициативе и вашему чекистскому духу». ^[355] Генеральный секретарь ЦК КП(б)У С. В. Косиор говорил о законе об охране колхозной собственности, на основании которого тысячи умирающих от голода матерей были осуждены за кражу свеклы или колоска для спасения своих детей: «Ведь же многие даже из руководящих районных работников не понимают, что нельзя допускать создание даже самого слабого недоверия к данному закону. Ставка контрреволюции именно и была рассчитана на то, что мы в этом деле сорвемся, а они это смогут использовать».

Умирали от голода прямо на улицах города

Известный чекист Судоплатов, который в те времена работал в Украине и благодаря старым партийным связям своей жены с Хатаевичем встречался с ним и Косиором в домашней обстановке, вспоминает: «Особое впечатление на меня производило, как оба руководителя смотрели на будущее Украины. Экономические проблемы и трагедию коллективизации они рассматривали как временные трудности, которые следует преодолевать всеми возможными средствами. По их словам, необходимо было воспитать новое поколение, абсолютно преданное делу коммунизма и свободное от всяких обязанностей перед старой моралью». ^[356]

Некоторые молодые исполнители чувствовали даже особенный подъем от участия в массовых издевательствах. Один из ведущих деятелей Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) тридцатипятилетний тогда журналист И. Жига (Смирнов) писал Горькому 23 ноября 1930 г.: «Был начальником станций, брал кулаков с их семьями из домов и доставлял их к станциям. Это была такая великолепная работа, такой революционный подъем, такая проверка нашей (советской) силы, что лучше этого быть не может». ^[357]