Кавказская война. В 5 томах. Том 2. Ермоловское время - читать онлайн книгу. Автор: Василий Потто cтр.№ 157

На некоторое время на Алазанской линии водворилось относительное спокойствие. И в то время как на Северном Кавказе раздавались беспрерывные громы войны, войска, расположенные в Кахетии, пользовались отдыхом после многолетней беспрерывной брани, изредка принимая участие лишь в небольших стычках с мелкими разбойничьими шайками.

Разбои, конечно, и не могли совершенно прекратиться в этой беспокойной стране. Так, например, в том же 1822 году, двадцать пятого мая, партия лезгин человек в пятьдесят напала на десять артиллерийских солдат, ночевавших на Алазани, у брода Урдо, и успела изрубить троих, в то время как остальные спаслись бегством, пользуясь темнотой ночи. Несколько раз небольшие шайки лезгин прокрадывались к пограничным грузинским селениям, но все это были обычные случаи, в которых жители сами умели справиться с врагом и войскам не приходилось принимать серьезного участия.

Так дело шло до 1825 года, когда стали возникать, поведшие в конце концов к войне, недоразумения с Персией, и со стороны этой последней стали употребляться возможные средства к тому, чтобы возмутить против России магометанское население Кавказа. При этих условиях одно незначительное обстоятельство повело уже к серьезным последствиям. Дело было так.

Десятого июня, ночью, лезгины напали на селение Гремы, лежавшее недалеко от Сабуэ, и ворвались в два крайние дома; девять грузин были тотчас убиты, трое детей захвачены в плен. На поднявшуюся тревогу из Сабуэ быстро прибыла команда Грузинского гренадерского полка в числе шестидесяти человек, под командой поручика Серафимовича. Выбитые из деревни штыками, лезгины, которых оказалась значительная партия, пробовали удержаться последовательно в трех завалах, заранее ими приготовленных, но, каждый раз вытесняемые, бросились наконец на высокую гору и засели там в четвертый, высокий и грозный завал, куда к тому времени успели собраться еще несколько ходивших порознь шаек, так что общее число лезгин возросло до четырехсот человек. Серафимович двинулся было на приступ, но лезгины с отчаянной решимостью предупредили его и сами бросились на его отряд в кинжалы и шашки. Сорок человек грузинской милиции при первом же натиске бежали, гренадеры дрались отчаянно, но в конце концов были смяты подавляющими силами и отступили с уроном.

Это обстоятельство послужило прологом к упорной борьбе. Через две недели получены были известия, что шесть тысяч человек лезгин, преимущественно дидойцев, предпринимают вторжение в Кахетию, чтобы напасть на Сабуэ и рассчитаться с гренадерами за Гремы. Командир Грузинского полка подполковник граф Симонич сам прибыл в Сабуэ и двадцать третьего июня, с батальоном Грузинского полка, силою в четыреста штыков, занял высокую гору Кадор – обычное место, где собирались хищники. Громадное скопище лезгин, действительно, стояло на соседних горах, выжидая время и не решаясь пока на нападение. Граф Симонич со своей стороны видел, что сбить их с занятой ими крепкой позиции без большой потери также нельзя, а потому в ожидании более благоприятных обстоятельств решил спуститься на равнину, чтобы защищать Кахетию со стороны Алазани.

“Но едва батальон повернул назад,– пишет граф Симонич в своем донесении,– лезгины вообразили по своей глупости, что мы отступаем от страха, и, стремительно бросившись занимать Кадор, очутились на ровной и безлесной местности”. Этим благоприятным случаем Симонич не замедлил воспользоваться и приказал батальону ударить в штыки. Шесть тысяч лезгин дрогнули перед стремительным натиском четырехсот отважных гренадер, и через десять минут разбитое скопище уже бежало и скрылось за горным перевалом. Короткая рукопашная свалка стоила грузинам десяти человек, раненых исключительно кинжалами и шашками.

“Не могу не засвидетельствовать,– доносил граф Симонич,– что господа офицеры второго батальона – все молодые, в первый раз видевшие неприятеля, действовали с отличной распорядительностью; солдаты же не изменили репутации, давно приобретенной Грузинским гренадерским полком”.

Несмотря на эту неудачу, лезгины в третий раз попытались ворваться в Кахетию через селение Напараул, но жители, бывшие настороже, однако отразили нападение, и сам предводитель партии, знаменитый в горах белад Магмуд, был убит. Горцы оставили на месте больше двадцати тел и, преследуемые двадцатью гренадерами, подоспевшими из соседней деревни, бежали в горы с такой поспешностью, что граф Симонич, в тот же день, третьего июля, занявший Кадоры, уже не застал там неприятеля.

Осенью 1825 года, с возникновением чеченского мятежа и бунта в Кабарде, усилились и волнения на Кахетинской линии. Но отношения Закавказья к соседям, Персии и Турции, становились по того натянутыми и сложными, что благоразумие предписывало не вызывать новых волнений в Дагестане, и Вельяминов писал князю Эристову:

“По теперешним обстоятельствам ничего другого не остается делать, как терпеливо сносить дерзости джарцев и насколько возможно избегать делать такие требования, в которых можно встретить от них отказ. Вы не настолько сильны в Кахетии, чтобы могли предпринять что-либо решительное, а я не вправе предписать вам пойти с ничтожным отрядом против неповинующихся лезгин. Неповиновение их есть непременное следствие тайных подстрекательств персидского правительства, переговоры с которым о границах еще не имеют желаемого успеха”.

Таким образом, приходилось пока ограничиваться на Алазани только оборонительными действиями. Лезгины поняли это, и дерзость их возрастала. Дело дошло до того, что второго декабря катехцы среди белого дня кинулись на грузинские стада, пасшиеся на левом берегу Алазани, против Александровского редута, и угнали их с собою.

“Они, видимо,– говорит Эристов,– мало-помалу испытывают, какое действие будут иметь начальные шалости, дабы после, при бездействии с нашей стороны, начать более крупные военные предприятия”.

Соглашаясь с Вельяминовым, что при тогдашних обстоятельствах нельзя было действовать против лезгин вооруженной рукой, Эристов, однако же, считал необходимым показать им, по крайней мере, вид, что он намерен двинуться за Алазань и Что в его распоряжении довольно сил для обуздания горцев. В противном случае он не ручался, чтобы лезгины, поощряемые безнаказанностью, не решились напасть даже и на войска.

“Если принять меры только оборонительные и удалить скот, принадлежащий жителям Кахетии, от берегов Алазани,– писал он Вельяминову,– то грузины, по недостатку пастбищ, вовсе лишатся скота, а если его оставить на Алазани, то наверное можно сказать, что он будет угнан лезгинами”.

И Эристов энергично объявил старшинам джарцев и белоканцев, что если скот, отогнанный катехцами, не будет возвращен и виновные наказаны, то вся. вина падет исключительно на них, как на народ сильнейший, и они ответят за катехцев всем своим достоянием.

Твердость и угроза возымели действие: скот был возвращен, и даже выдан один из важнейших лезгинских разбойников.

Но злоба лезгин на селение Сабуэ, стоившее им стольких неудач и жертв, не прошла, и в конце концов они нашли-таки удобный момент для мести. Это случилось в суровую зиму, когда никому не приходила в голову мысль, чтобы какая-нибудь шайка лезгин осмелилась спуститься с гор, заваленных громадами снега, а потому в Кахетии меры осторожности повсюду были ослаблены, караулы спущены, и войска стояли уже не с той обычной чуткостью, как это было летом или в темные осенние ночи. Между тем, партия человек в шестьсот, собравшаяся в Дидо, под предводительством одного из бывалых вожаков, очевидно, хорошо знавшего местность и грузинский язык, спустилась с гор Дагестана и в полночь, восемнадцатого декабря, пользуясь тем, что обывательские караулы были сняты, без выстрелов и обычного крика ворвалась в селение. Молча бросились лезгины в дома с одними кинжалами – и началась беспощадная резня сонных жителей... Из нескольких сакель послышались, однако же, выстрелы. В деревне стояла тогда рота Грузинского полка, под командой штабс-капитана Горба. Но она оставалась в казармах, вместо того чтобы спасать гибнувшее селение, и лишь тогда, когда на тревогу подоспела другая рота, из деревни Шильде, Горб решился идти за неприятелем. Но преследовать было поздно – лезгины скрылись уже за горным ущельем. А между тем, если бы рота по первым же выстрелам, не ожидая помощи, заняла это ущелье, то партия могла бы быть совершенно истреблена, так как все другие горные проходы в то время были, как сказано, завалены снегом, и путь лезгинам был бы окончательно отрезан. Виноват был в этом деле также и телавский окружной начальник майор Степанов, позволивший для облегчения жителей не выставлять обычных караулов.