Кавказская война. В 5 томах. Том 2. Ермоловское время - читать онлайн книгу. Автор: Василий Потто cтр.№ 156

Вельяминов отвечал, что “осетины, как до принятия христианства, так и после оного, не перестают делать грабежи и набеги. Их усмирили оружием. Но разорение их вовсе не так велико, как сообщает осетинское духовенство. Из похищенного ими скота не возвращена и половина, так как они успели угнать его в горы. В пятнадцати селениях, пройденных Титовым, сожжено всего двадцать семь домов, и то единственно потому, что разбойники, засев в них, стреляли по солдатам: мера необходимая, не только позволенная военными законами, но, можно сказать, даже повелеваемая. В насиловании женщин в ночное время можно усомниться, потому что команда в двести человек столь слаба, что более должна была заботиться о спасении себя, чем предаваться неистовствам насилия”. И действительно, положение майора Титова было очень опасно, так как осетины в числе нескольких тысяч, стали окружать его отряд.

Строгость и неуступчивость Ермоловской политики и здесь оказали свое действие: осетины стали осторожнее.

Нападения со стороны Осетии носили, впрочем, характер простых внутренних беспокойств, разбоев, против которых нужны были почти только полицейские меры. Но этого нельзя было сказать о буйствах лезгин на северо-восточных границах Кахетии. Их враждебные действия, тревоги, вносимые ими, были совершенно сходны с теми, которые составляли великое зло на Кавказской линии.

С ранней весны, когда листва начинала одевать деревья, и вплоть до ноября, когда она опадала, лезгины рыскали по полям Кахетии. Они проползали между постами, обходили деревни, где замечали осторожность, прятались по лесам и оттуда совершали свои воровские набеги, нередко на отдаленные от границ поселения. Уследить за этими мелкими шайками, просачивавшимися, как вода через плотину, не могли никакие кордоны; шайки эти жили по нескольку дней внутри самой страны, скрывались в кустарниках и котлованах, иногда взбирались на деревья и оттуда высматривали и выжидали добычу. А между тем защита обширной Кахетинской провинции лежала только на двух полках, из которых Нижегородский драгунский стоял в Кара-Агаче, а Грузинский гренадерский занимал Мухровань,– и лезгинские шайки всегда могли найти пути неохраняемые и селения незащищенные, где они отнимали скот, забирали имущество и пленных. Преследование их почти всегда стоило жизни последним, так как лезгины зверски перерезывали их и бросали на дороге, если не видели возможности увезти с собою за Алазань.

До какой степени простирались ненависть к русским и дерзость лезгин, можно видеть из следующего случая, оставившего такое тяжелое впечатление, что он сохранился не только в официальных документах, но и долго жил в рассказах старых нижегородских драгун. В 1818 году, четырнадцатого апреля, часов в девять вечера, один лезгинец, с кинжалом на поясе, смело пробрался через цепь, стоявшую вокруг селения Кара-Агач, достиг штаб-квартиры и вбежал в первый попавшийся ему на глаза дом. Это была швальня одного эскадрона. Там пять человек драгун спали и двое работали при свете поставца. Прежде чем те успели всмотреться в пришедшего, лезгин бросился на спящих и двум из них нанес тяжелые раны кинжалом. Работавшие драгуны бросились на него с голыми руками; он ранил их обоих, и, наконец, уже был заколот остальными проснувшимися драгунами, успевшими схватить свои ружья. Все четверо раненых в тот же день умерли. Что за причина привела лезгина на верную смерть – осталось неизвестным.

Хроника кровавых происшествий в Кахетии была велика. Не далее как в том же 1818 году, третьего июля, шайка в пятьсот конных лезгин спустилась с гор на деревни Алматы и Сабуэ. Местные караулы из жителей стояли, однако, исправно на своих местах, и лезгинам не посчастливилось. Принятые ружейным огнем и оставив до тридцати человек убитыми на месте, они должны были уйти. Кахетинцы потеряли только шесть человек, но, к общему сожалению, в числе их были два храбрые князя Джарджидзевы – один из них был убит наповал, другой тяжко изранен.

Лезгины, конечно, не помирились с такой неудачей, и седьмого июля набег повторился. В этот день на те же деревни нагрянула тысячная партия и тотчас отрезала сабуйских жителей от воды. Нет никакого сомнения, что на этот раз лезгины уничтожили бы деревни, если бы не подоспела русская помощь. С одной стороны подошел грузинский батальон, с князем Алхазовым, с другой – прискакал полковник Климовский с нижегородскими драгунами, и лезгины быстро отступили, спасаясь, в свою очередь, от грозившего им уже неизбежного поражения.

Двукратная неудача могла, конечно, только озлобить лезгин, и жителям Сабуэ нужно было ожидать нового нападения. Действительно, в ночь на третье января 1821 года огромная шайка снова нагрянула на деревню. В деревне на этот раз была расположена команда грузинских гренадер, под начальством поручика Кошелева. Грузины смело встретили неприятеля рукопашной схваткой, сам Кошелев был ранен кинжалом в шею, но, несмотря на геройскую защиту гренадер, успевших отстоять селение от конечной гибели, хищники все-таки сожгли семь домов, двенадцать человек убили, пятерых ранили и двадцать трех грузин увели в плен. В нападении участвовали лезгины из Нагорного дагестана в числе восьмисот человек, по преимуществу дидойцев. Вельяминов, узнав об этом, распорядился заключить аманатов их в крепость и заковать в железо. Дидойцы просили им пощады, обещая прекратить нападения, и, действительно, в течение года оставались спокойными.

Таково было обычное состояние края. Но настал 1822 год – и обстоятельства изменились к худшему. В горах носился слух о разрыве России с Турцией, и общее волнение разлилось по Кавказу. Возмутились вместе с другими и джарцы. Тогда начальник войск в Кахетии генерал-майор князь Эристов увидел необходимость репрессалий. Он собрал отряд в три тысячи человек – все, что только было в Кахетии, и, переправясь через Алазань, двадцать третьего февраля 1822 года прибыл к закатальским хуторам Танач. Закатальцы вышли к нему навстречу с изъявлениями покорности, но коноводы движения и все недовольные бежали в селение Катехи и там решились защищаться, говоря, что они не нуждаются в великодушии и помиловании русских и что в ущелье их никто показаться не осмелится. Пример катехцев мог упасть искрой на порох и вызвать общий взрыв, увлечь всех недовольных и беспокойных людей, как в стране заалазанских лезгин, так и в Дагестане.

Эристову необходимо было наказать их именно в том месте, где они считали себя безопасными. Немедленно три батальона грузинских гренадер, команды от полков Ширванского и сорок первого егерского и дивизион нижегородских драгун двинулись к Катехам. Их встретили ружейным огнем из завалов, устроенных впереди селения. Эристов выдвинул вперед пушки, и под их прикрытием первый батальон грузинских гренадер, с командиром полка полковником Ермоловым во главе, пошел на приступ; рота, рассыпанная в стрелки, охватила завалы с флангов, три роты ударили с фронта. Подполковник граф Симонич тотчас же овладел завалами и, преследуя неприятеля, на плечах его ворвался в Катехи, заплатив за эту победу и собственной кровью: он был ранен в левую ногу.

Джарцы и катехцы смирились. Но не прочны были всегда их обещания мира, и против набегов их в будущем на линии поддерживались еще с большей тщательностью и старые меры предосторожности, и применялись новые. По-прежнему батальон Грузинского полка, выходивший из Мухровани, располагался на квартирах по деревням, занимая все важнейшие пункты на Алазани и служа постоянным резервом для обывательских караулов, самые же караулы были усилены и передвинуты ближе к Катехам. Нужно сказать, что около этого селения и поныне видны еще развалины старинной каменной стены, простиравшейся когда-то, по преданиям, от Сабуэ до самой Нухи и целые века служившей оплотом Кахетии против хищнических вторжений. Теперь вспомнили снова об этом грандиозном, но отжившем свой век сооружении, и, как в старинные годы, под его защитой расположились грузинские караулы.