От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава - читать онлайн книгу. Автор: Александр Прасол cтр.№ 64

Почему филиалов было два, и почему они работали по очереди? Во-первых, уровень преступности в XVII веке быстро рос. Во-вторых, власти стремились обеспечить работой и казенным довольствием как можно больше вооруженных честолюбивых самураев, оставшихся не у дел после прекращения междоусобных войн и объединения страны. Поэтому учредили два, а затем и три столичных магистрата, работавших по очереди. Самураев они не судили, боролись с преступниками только из низших сословий. Система охраны правопорядка учитывала иерархическую структуру общества. Молодые хатамото с размахом гуляли в “веселых кварталах”, делая немалые долги. Если кредитор набирался смелости напомнить им о деньгах, хатамото могли вызвать для разбирательства, но не в Городской магистрат, а в Высшее судебное присутствие (Хёдзёсё ^[25]). Там ему могли напомнить о долге чести и наказать домашним арестом. Если это не помогало, ослушника отправляли служить куда-нибудь подальше от столицы, чаще всего в замок Кофу (префектура Яманаси). За серьезные преступления (воровство, разбой, нарушения устава “Букэ сёхатто”) карали без снисхождения. Но только высший чиновник бакуфу в ранге госсоветника (родзю) по представлению Городского магистрата мог отдать хатамото приказ совершить самоубийство. Если этот приказ без возражений выполнялся, хатамото объявляли умершим от болезни, а членов его семьи не ущемляли в правах наследования.

Вообще в судебнике того времени правила наказания представителей элиты формулировались довольно расплывчато. При вынесении приговоров часто исходили из прецедента. Приговор к ритуальному самоубийству считался привилегией, и в столице такие приговоры выносились только удельным князьям и хатамото. Вассалам сёгуна более низких рангов (гокэнин) за такие же преступления просто рубили голову. Приказ совершить сэппуку мог отдать и удельный князь — любому из своих вассалов. И даже размер дохода провинившегося влиял на то, как он должен был умереть. Так, небогатые удельные князья с доходом менее 500 коку риса совершали сэппуку во внутреннем дворе тюрьмы Кодэмматё, а те, кто имел более 500 коку, — в более комфортной обстановке (в какой-либо столичной усадьбе).

В марте 1784 года хатамото Сано Дзэндзаэмон (доход 400 коку) во время стычки в замке Эдо тяжело ранил младшего госсоветника (вакадосиёри) Танума Окитомо. Спустя восемь дней раненый скончался. За одно только обнажение меча в замке сёгуна полагалась смертная казнь, и Высшее судебное присутствие приговорило Дзэндзаэмона к ритуальному самоубийству. Оно свершилось в тюрьме в присутствии чиновника тайного надзора. Уровень дохода не позволил осужденному выбрать себе помощника-кайсяку, который отрубил бы ему голову после нанесения раны. Поэтому в роли кайсяку выступил тюремный полицейский. Эти детали сохранились благодаря тому, что все участники церемонии сэппуку перед ее началом должны были называть свои имена, и тюремный писарь фиксировал их в протоколе.

По отношению к низкоранговым и рядовым самураям сословное судопроизводство в целом было строже, чем к верхушке. Уже в XVII веке убийство самураем безоружного простолюдина тщательно расследовалось и часто заканчивалось обвинительным приговором — исходя из принципа равного наказания для обеих сторон. Во второй половине эпохи Токугава появились “суды чести”, которые могли вынести самураю приговор даже в том случае, если в обычном суде его вина доказана не была.

Девятнадцатого октября 1671 года молодой самурай Адати Тюэмон с тремя приятелями отправился погулять в район Асакуса. Тюэмон служил в охране столичной резиденции удельных князей провинции Тёсю, которая располагалась в районе Роппонги. Хорошо отдохнув в Асакуса, приятели зашли в чайный домик. Перекусили гречневой лапшой и засобирались домой. Рассудив, что путь неблизкий, решили взять лошадей. Самураи отдали хозяйке деньги, посидели еще немного, а когда вышли, увидели, что на лошади Тюэмона сидит другой всадник. Конюший заметил: мол, долго вы собирались, вот и пришлось лошадку другому клиенту отдать. Адати Тюэмон вернулся к хозяйке и уточнил, получил ли конюший деньги. Да, сказала хозяйка, получил. “Так значит ты, подлец, деньги взял, а лошадь не даешь. Стало быть, деньги все равно что украл?” — “Как это украл, когда вас все нет и нет? Вы что такое говорите?”.

В XVII веке японский сервис был совсем не такой, как сейчас, хотя в данном случае конюший самураю явно не грубил. Но тот все равно не выдержал — надавал ему тумаков. Сбежались люди и стали уговаривать самурая простить бестолкового конюшего. Самурай так и сделал. Догнав приятелей, которые уже отъехали, сказал, чтобы они бросили лошадей, коль скоро местные такие жулики. Тут уже другой конюший, владелец лошадей, начал ругать Тюэмона, в том числе и за избиение коллеги. Терпение самурая истощилось, и он выхватил меч. Ударил конюшего тупой стороной клинка побольнее, бросил меч в ножны и предложил друзьям ускорить шаг. Но чтобы выйти из квартала, надо пройти через ворота, которые запирались при тревоге. Подойдя к воротам, приятели увидели сторожей с палками. “Нам передали, только что в Асакуса был избит конюший, пропустить вас не можем. — А ты сам-то это видел? — А чего тут видеть, дело ясное, ворота закрыть надобно. — Да жулик он, твой конюший, и поделом ему досталось, но я его уже простил”. Дальнейшая дискуссия самураев со сторожами ситуацию не улучшила. Закончилось все потасовкой, которая привлекла новых зевак и участников. Тут и оскорбленные конюшие подоспели. У второго, кроме синяка на плече, оказался и небольшой порез: видимо, его все-таки задело лезвием. Раненый конюший схватил Тюэмона за рукав, но получил удар рукояткой меча и отпустил. Самураи сумели открыть ворота и вырваться из квартала, но неугомонный конюший кинулся вдогонку и снова атаковал обидчика, теперь уже с палкой в руках. В то время массовые драки горожан были делом вполне обычным, и полиция за это строго не наказывала. Но быть избитым палкой для воина считалось верхом позора. На тренировках самураи тратили много времени на отработку приема нукиути, когда одним движением вынимается из ножен меч и наносится удар. Вот таким ударом Адати Тюэмон и зарубил конюшего. А потом таким же заученным движением вытер меч и бросил его в ножны. Так на почве мелкой ссоры, в которой были виновны оба участника, днем и при свидетелях произошло убийство.

Тюэмон пытался бежать. Сначала по земле, потом по воде. Выбросил мешавший ему короткий меч, скинул накидку. Когда окружили, защищался мечом, но его выбили из рук веслом. В плетеной бамбуковой клетке задержанного доставили к главному дознавателю (ёрики), где Адати Тюэмон дал письменные показания. (Подробности происшествия мы знаем благодаря протоколу.) В тот же день задержанного отправили в тюрьму Кодэмматё. На следующее утро снова допросили, уже в магистратуре. Проведя расследование, решили, что Адати Тюэмон лишил человека жизни без достаточных оснований и должен заплатить за это собственной. На уточняющий вопрос судебного секретаря, должен ли приговоренный совершить сэппуку или быть казнен, последовал ответ: “Это не имеет значения”. Адати Тюэмон служил провинциальному клану, и его вместе с документами по делу отправили в княжество Тёсю, по месту основной службы. Удельный князь мог спасти осужденного, приказав ему сменить имя и место службы, но не сделал этого. Тюэмон получил от него письмо с приказом убить себя и выполнил это распоряжение.