Федор Никитич. Московский Ришелье - читать онлайн книгу. Автор: Таисия Наполова cтр.№ 80

«Господи! Как умножились враги мои! Многие восстают на меня;

Многие говорят душе моей: «нет ему спасения в Боге».

Но Ты, Господи, щит предо мною, слава моя, и Ты возносишь голову мою.

Гласом моим взываю ко Господу, и Он слышит меня со святой горы Своей».

Неожиданно на ступеньках подземелья показалась представительная фигура боярина Салтыкова. Вид этого вечного баловня судьбы, умевшего находить удачу при любом государе, был неприятен Фёдору. Но вдруг мелькнула мысль, не Ксения ли послала его: Михайла Глебович приходился родственником его жене. Пока гость медленно оглядывал подземелье, привыкая к темноте, Фёдор нетерпеливо спросил его:

— Зачем пожаловал, боярин?

— Экий ты скорый. С важным делом к тебе пришёл. Ныне позовут тебя на допрос, и мой тебе совет: покайся и признай свою вину.

— Ступай, боярин! — нетерпеливо перебил его Фёдор. — Мне не с руки толковать с тобой. Но скажу тебе напоследок: Романовым не в чем каяться, они верно служили прежним царям.

— То-то и оно, что прежним. Нашёл чем хвалиться. Род царя Ивана был издавна кровопийственным.

— Издавна?! Может быть, со времён Рюрика все великие князья, а потом и цари повинны в крови людской?

Лицо Салтыкова исказила злобная усмешка.

— Все великие русские князья и цари кровью залили земли соседних держав да и свою землю опустошили.

— И царь Борис?

— И царь Борис.

— Ты, однако, верно служишь ему.

— Тебе оттого какая досада? — буркнул Салтыков.

— Скажи мне по-родственному, что думаешь, отчего бояре ненавидели Романовых, а перед Борисом угодничали, когда он ещё не был царём?

Салтыков отвёл глаза, словно не хотел отвечать прямо, но всё же решился:

— Значит, опасались вас. Бориску, ежели он не угодит, будет легче свалить.

— Так-так... И кого же на его место?

Салтыков отозвался быстро, будто ответ был припасён заранее.

— А хотя бы кого из поляков, токмо не своего туземца.

Фёдор молчал. В эту минуту он и сам готов был согласиться, что лучше уж власть поляков, чем ненавистное Борисово царствование, однако удержался высказать эту мысль и лишь спросил:

— Не боишься, что нас подслушивают?

— Меня?! Не посмеют. Борис знает, что я ему верен.

Об этом Фёдору говорила жена. Ближайшее будущее подтвердило это. Борис доверил боярину Салтыкову важное семейное дело: встретить жениха дочери Ксении, датского принца Иоанна, и быть при нём ближайшим доверенным лицом во всё время его пребывания в государстве.

Почему, однако, принц вскоре умер? Иностранцы свидетельствовали о признаках отравления, но никто это дело не расследовал, и никто не задумался, кому была нужна смерть датского принца. Между тем к этому времени было ясно, что больше всего хлопотали об ослаблении Годунова сторонники Польши. Вот тут-то и всплыло имя Михаила Салтыкова, ибо во всей Московии нельзя было сыскать человека, более преданного интересам польского государства, чем он.

Фёдор знал об этом, и ненависть родственника Ксении к царю Борису примиряла с ним боярина, хотя в душе он всегда недолюбливал его.

Что поняли оба в эту минуту затянувшегося молчания? Но Салтыков вдруг встал. Видимо, слова Фёдора о том, что их подслушивают, обеспокоили его. Фёдор тоже машинально поднялся, чтобы проводить гостя.

— Скажи царю Борису, что злого дела я против него не затевал и готов на том крест целовать. Поговори с боярами, пусть не держат на меня зла. А коли будет в том нужда, сами снимут с меня допрос.

Салтыков ответил не сразу, размышляя о чём-то своём, потом обронил:

— На всё Божья воля.

Оставшись один, Фёдор тяжело задумался. Приход Салтыкова был для него дурным знаком. «Ишь, «ныне позовут тебя на допрос». А то я не знаю. Позовут... Да себя-то ты ко мне зачем позвал? Такой осторожный, а пошёл к опасному злодею. И подслушивания не испугался».

Фёдору были ведомы нравы Салтыковых. Боярин Михаил ничего не станет делать без личной выгоды. Теперь он верно служит Борису и, значит, пойдёт к нему с доносом на своего родича. Ему дай только повод: был-де у твоего злодея, Фёдора Романова. Да прибавит с три короба. Фёдор подосадовал на себя, что наговорил лишку. Как некстати сорвалось: «Перед Борисом бояре-де угодничали». Такие речи Борису будут не по душе. Михаил это знает. Тут он подцепит его, Фёдора, на крючок, чтобы показать свою верную службу новому царю и войти к нему в полное доверие. «Значит, напрашивается на какую-то службу к царю, — думал Фёдор. — Поговорить бы об этом с Ксенией, да нам не дадут свидеться. Повидаться бы с кем из родни, да все в опале. И вот что дивно: боярин Михаил хоть и родня Романовым по Ксении, однако в опалу не угодил. У Бориса он в особой милости».

Фёдор представил себе Салтыкова, его суету и горячность, и понял, что боярин что-то замыслил: себе на добро, Борису — на пагубу. Будь Фёдор на свободе, он сумел бы дознаться, какую завидную службу у Бориса нашёл Михаил Глебович и какую пагубу он затевает. Позже, когда Фёдор начал догадываться о роковой роли Салтыкова в судьбе датского принца, жениха дочери Бориса — Ксении, он припомнил свои смутные догадки и недобрые предчувствия ещё за год до беды. «Как в воду глядел», — скажет он себе.

В застенке подземелья ему суждено было провести целую ночь. Удивительно ли, что он много думал о Борисе, его близорукости, столь поразительной в человеке осторожном и способном многое предусмотреть. Для Фёдора навсегда осталось тайной, догадался ли царь Борис, хотя бы год спустя после кончины принца, что Салтыков причастей к его погибели и, значит, он, Борис, приблизил и обласкал самого злого своего врага.

Фёдор многое провидел и угадал в те дни, ибо горе и запоздалая злоба к врагу — лучшие угадчики. Считал ли Фёдор чаяния и мечты боярина Салтыкова — видеть на московском троне польского короля Сигизмунда — изменой? Нет. Скорее, считал их пустой затеей. Авантюрные помышления Салтыкова больше забавляли его, чем возмущали, потому что и сам он был склонен к авантюризму. Если Михаил Глебович надеялся, что Бориса свалит польский король, то Фёдор Никитич все свои надежды возлагал на Григория Отрепьева.

Он всё просчитал вперёд. Григорию Отрепьеву долго на троне не удержаться, и держава будет обречена на долгую смуту. Что будет далее, одному Богу ведомо. Но Фёдор Никитич таил в душе веру, что трон со временем достанется его сыну Михаилу, когда он войдёт в возраст.

А пока приходилось думать о ближайшей выгоде, какую можно извлечь из воцарения «Димитрия». Кто-нибудь из родных или близких, может быть князь Сицкий, самый ловкий из них, намекнёт новому царю, чтобы посадил его, Фёдора, на ростовскую митрополию, а ростовский митрополит — второе лицо в московской епархии после патриарха.