Зачем же Освальд ходил в посольство, не поставив об этом в известность советские власти (в КГБ узнали о его спонтанном визите только 5 ноября через Римму Широкову)? Возможно, что после попытки самоубийства он просто хотел дать знать, что остался жив-здоров и выписался из больницы. Вероятно, он специально оставил свой американский паспорт в посольстве, чтобы его не могли изъять советские компетентные органы.
3 ноября Освальд в посольство не пришел (то есть почему-то не стал доводить до конца дело об отказе от американского гражданства), и Снайдер написал депешу в госдепартамент. Он рекомендовал отсрочить решение по гражданству Освальда и выждать развития событий. Стоит отметить, что по американскому законодательству для отказа от гражданства достаточно было заявления под присягой в присутствии консула. Снайдер отметил, что Освальд намерен передать русским военные секреты.
Депеша Снайдера дополнялась отдельным донесением военно-морского атташе о том, что Освальд бывший морской пехотинец и угрожает передать Советам информацию по радарам. Все эти документы попали в ФБР, ЦРУ и военно-морскую разведку, но отнеслись к ним по-разному. Быстрее всего среагировала военно-морская разведка. Явно опасаясь, что Освальд действительно сдаст русским секретную информацию, сводного брата Ли, Джона Пика, который проходил в то время службу в Японии, заставили написать Освальду телеграмму с просьбой поменять свои намерения. Вице-консул Маквикар (заместитель Снайдера, считавший, что шеф излишне грубо разговаривал с Освальдом) лично отвез телеграмму в «Метрополь», но Освальд двери не открыл, хотя уборщица утверждала, что он никуда из номера не выходил.
Прислал телеграмму и Роберт, просивший Ли не делать ошибки. Текст телеграммы сотрудники посольства зачитали Ли по телефону, но он отказался прийти в посольство, чтобы забрать ее. Роберту Освальд все же написал письмо, к котором утверждал, что тот все равно не поймет мотивов, побудивших Ли остаться в СССР. «Я получил твою телеграмму и был рад услышать от тебя весточку. Только одно слово меня неприятно поразило, слово “ошибка”. Я предполагаю, что ты считаешь, что ошибку сделал я. Не тебе говорить мне об этом. Ты не можешь понять причин этого очень серьезного поступка. Я не буду разговаривать по телефону ни с кем из США, так как меня могут записать американцы».
А что же делали в это время американцы? Получив 4 ноября донесение военно-морского атташе о том, что Освальд хочет передать русским информацию по радарам, военно-морская разведка срочно разослала эту депешу в ФБР и ЦРУ. ФБР отреагировало немедленно, поместив отпечатки пальцев Освальда в специальную систему контроля на случай, если кто-то под его именем попытается вернуться в США. Было заведено два стабильных досье на Освальда в Далласе (по месту его постоянного жительства) и в Вашингтоне. Военно-морская разведка между тем уведомила коллег, что каких-либо действий по делу Освальда предпринимать не планирует. На самом деле действия все же предприняты были. Некие люди в штатском допросили сослуживцев Освальда на базе в Эль-Торо. Были изменены все коды в системе контроля за воздушным движением, к которым Освальд в свое время имел доступ.
В ЦРУ же поступили очень и очень странно. Там тоже получили депеши Снайдера и военно-морского атташе, и кто-то даже подчеркнул в них пассаж о радарных секретах. И все! Никакого дела на Освальда не завели (это произошло только в декабре 1960 года!). Когда в 70-е годы тогдашнего директора ЦРУ Хелмса спросили, в чем причина такого странного поведения разведки, тот прямо ответил, что сам удивлен. Сразу же после покушения на Кеннеди ЦРУ пыталось использовать собственное странное поведение для доказательства того, что оно Освальдом никогда не интересовалось. Потом, уже в 70-е годы, агентство обманывало специальный Комитет конгресса по покушениям, что уничтожило свои материалы по Освальду, как не представлявшие интереса для хранения.
На самом деле документы никто не уничтожал. Некоторые из них всплыли уже в 90-е годы. Мало того, обе первые депеши из Москвы по Освальду получили в ЦРУ самый высокий гриф секретности, то есть кроме нескольких человек из руководства их никто не видел. И стабильное досье на их основе никто не завел. Все это свидетельствует только об одном: ЦРУ в 1959 году не хотело, чтобы у дела Освальда появились какие-нибудь осязаемые бумажные следы. А такой подход в свою очередь прямо указывает на особый характер «дела Освальда» для Центрального разведывательного управления.
Кстати, забегая вперед, скажем, что ФБР уничтожило некоторые свои первые досье на Освальда сразу после покушения на Кеннеди. Причин такого странного поведения бюро не раскрыло до сих пор.
У самого Освальда между тем настроение было хорошее. Он показал бюрократам в посольстве «кузькину мать», а его друзья из «Интуриста» подарили ему хорошую шапку (в Москве становилось по-зимнему холодно). Освальд почти никуда не выходил, ожидая срочного телефонного звонка, но один раз добрел до «Детского мира» и купил себе мороженое. 3 ноября он написал в посольство США письмо, в котором выражал решительный протест против того, что консул не лишил его гражданства США. Освальд угрожал, что как только получит советское гражданство, то попросит правительство СССР заняться его защитой. Снайдер ответил, что по-прежнему настаивает на личном появлении Освальда в посольстве.
Американское посольство между тем попыталось достать Освальда через прессу. Сразу же после разговора с Освальдом Снайдер «натравил» на него американских журналистов, но Освальд от интервью отказывался. 13 ноября 1959 года в его номер постучал шеф московского бюро информационного американского агентства ЮПИ Коренгольд, получивший «наводку» от Снайдера. Но Освальд, узнав, что здесь замешано посольство, давать интервью отказался. А Снайдер как раз рассчитывал на то, что опытный журналист разговорит Освальда и убедит его еще раз хорошенько подумать. Коренгольд решил испробовать на Освальде чары своей симпатичной сотрудницы Элин Мосби, и той действительно в тот же день удалось договориться об интервью. Элин вела в Москве вольный образ жизни, и один раз сотрудники консульского отдела посольства США даже забирали ее из вытрезвителя.
Проговорив с Освальдом два часа, Мосби осталась недовольна. Молодой человек не обратил на нее как на женщину никакого внимания, а она рассчитывала быть приглашенной на ужин. Освальд долго и языком газеты «Правда» пересказывал журналистке свои политические взгляды. Он смешался только тогда, когда речь зашла о его матери. Было видно, что он жалел Маргариту и не хотел впутывать ее в свою историю. У Мосби создалось впечатление, что Освальд повторял заученные фразы, какого-то искреннего энтузиазма в отношении коммунизма она не почувствовала. Тем не менее материал об Освальде пошел на ленту ЮПИ, и на следующий день о «побеге» Освальда узнала вся Америка (собственно, ЮПИ дало первый краткий материал со слов посольства еще 31 октября, и ФБР использовало его для начала «разработки» родных Освальда в США).
Через два дня к Освальду на прием запросилась еще одна довольно странная журналистка. Присцилла Джонсон ранее работала в офисе сенатора Джона Кеннеди и пыталась устроиться на работу в ЦРУ как специалист по СССР (Джонсон знала русский язык). Посольство считало ее своим человеком (так как она одно время работала там переводчиком), настолько своим, что после нескольких командировок в Москву в качестве журналистки в советской визе ей было отказано. Но во время визита в США Хрущеву пожаловались, и он с барского плеча дал «добро». Джонсон прилетела в Москву 16 ноября, ее знакомый Маквикар предложил ей немедленно сходить к Освальду, чтобы уговорить его вернуться в Америку.