Таким образом, в начале июня 1953 года возобновление четырехсторонних переговоров по Германии расценивалось в мире как дело ближайшего будущего, а СССР прочно владел не только инициативой на дипломатической арене, но и укреплял позиции в общественном мнении Западной Европы. Но все в одночасье изменилось 16 июня 1953 года.
Катализатором волнений стала наряду с РИАС газета профсоюзов ГДР «Трибюне». Там появилась статья заместителя председателя ССНП Отто Лемана, в которой обосновывалась необходимость повышения норм и содержалось требование немедленно приступить к введению новых норм на предприятиях
[256]. Позднее заместитель председателя Совета Министров ГДР Отто Нушке признавал, что статья стала «искрой», из которой «возгорелось» пламя протестов. Само правление ССНП 16 июня занималось важным делом: подбирало подарки ко дню рождения Ульбрихта, Цайсера и еще одного члена политбюро Германа Матерна. В конце концов, было решено, что Ульбрихту достанется первое издание «Капитала» Маркса, Цайсеру — настенный гобелен, а Матерну — портрет Сталина. Леману все же было поручено периодически докладывать о ситуации с введением новых норм.
Между тем, строительные рабочие на Сталиналлее восприняли статью Лемана как ответ Гротеволя на свою петицию, тем более, что никакой другой реакции на обращение они пока не получили. Однако утром 16 июня на объект «больница Фридрихсхайн» явились председатель профсоюза работников строительной и деревообрабатывающей отраслей с 15 инструкторами, которые стали убеждать рабочих в необходимости повышения норм. Возмущение строителей не знало границ. Но, возможно, что продолжение это возмущение не получило бы. И здесь опять вмешался случай. Открытый кризис в ГДР начался с недоразумения. Во время дискуссии директор стройки распорядился закрыть ворота на объект. Некоторые рабочие подумали, что их хотят арестовать. Присутствовавшие на собрании двое рабочих с «блока 40» быстро вернулись к себе и рассказали, что их коллег на строительстве больницы готовятся взять под стражу.
А в это время на стройке «блока 40» тоже шла дискуссия профсоюзных функционеров с рабочими. Собственно недовольной новыми нормами была лишь бригада отделочников, которая не успевала класть необходимое по новым нормам количество лигнолитовых плиток, которые были очень хрупкими. Другие бригады добровольно повысили нормы, причем некоторые сразу на 20 %. В целом дискуссия развивалась нормально, и рабочие даже решили отработать потерянное в спорах время. И вдруг в 10.40 на объект ворвалась толпа возбужденных рабочих со строительства больницы, у которых в руках уже был транспарант «Мы, строительные рабочие, требуем снижения норм». Подойдя к стройке больницы, колонна рабочих численностью несколько сот человек взломала ворота, призвав тамошних строителей выйти на демонстрацию протеста. Так и начались июньские события в ГДР, которые позднее называли то «рабочим восстанием», то «контрреволюционным фашистским путчем».
Функционеры СЕПГ и ССНП все еще пытались уговорить строительных рабочих вернуться на объекты, но в ответ посыпались угрозы физической расправы. Развернув заранее подготовленные транспаранты с требованием снижения норм выработки, манифестанты двинулись к центру города. Колонна выросла по пути до двух тысяч человек и ее часть направилась к магистрату Берлина, в то время как остальные двинулись к штаб-квартире профсоюзов. При этом демонстранты скандировали: «Борьба против повышенных норм!», «Рабочие, выходите с предприятий и присоединяйтесь к забастовке!»
Профсоюзным активистам сразу же бросилось в глаза, что колонна хорошо организована. Во главе ее шла группа боевиков с дубинками, следившая за тем, чтобы манифестантов никто не фотографировал. Сделавшего один снимок прохожего заставили уничтожить пленку. Следует отметить, что далеко не все строительные рабочие со Сталиналлее приняли участие в демонстрации. Некоторые с презрением говорили, что они «порядочные немецкие рабочие, а не стадо баранов», и что в этой «чепухе» они участвовать не будут. Было решено продолжить 17 июня прерванное профсоюзное собрание и окончательно решить на нем все вопросы, интересовавшие отделочников.
Между тем, к 14.00 многотысячная толпа демонстрантов (интересно, что во время ее движения по центру города прохожие частью выражали поддержку, а частью критиковали манифестантов) подошла к так называемому Дому правительства (ранее там находилось министерство авиации Геринга), расположенному практически на границе с Западным Берлином. Всего в забастовке утром 16 июня участвовали 35–40 тысяч строительных рабочих. С самого начала среди демонстрантов было много западных берлинцев. Двое делегатов от колонны потребовали переговоров с Ульбрихтом с Гротеволем, но тех в здании не оказалось.
Политбюро, узнав о демонстрации, передало по радио решение об отмене как «абсолютно неправильного» административного повышения норм выработки. К демонстрантам был послан член политбюро Рау, но ему не дали говорить.
Уже в первый день волнений демонстранты прибегли к насилию. Когда манифестанты подошли к зданию ЦК СЕПГ, они разбили две автомашины с репродукторами, из которых партийные активисты призывали рабочих одуматься и разойтись. Третья машина была захвачена, и при этом был тяжело ранен член СЕПГ
[257].
К обеду у Дома правительства были уже около 10 тысяч человек. К собравшимся вышел министр горнодобывающей и металлургической промышленности Фриц Зельбман. Он забрался на кем-то принесенный стол и пытался призвать рабочих к благоразумию. Но его освистали и стащили со стола. Неожиданно в толпе появились чисто политические лозунги: немедленные свободные выборы и отстранение СЕПГ от власти. Это свидетельствовало об активном вмешательстве в события западных берлинцев. Целые группы молодежи из западных секторов города на велосипедах сопровождали колонну демонстрантов на пути к Дому правительства, выкрикивая политические лозунги. Листовки, призывавшие рабочих восточноберлинских предприятий к забастовке против повышения норм, были отпечатаны во французском секторе города.
Между тем собравшимся перед Домом правительства через громкоговорители было объявлено об отмене повышения норм. После этого строительные рабочие стали расходиться. Однако через громкоговорители, захваченные перед этим у здания ЦК, уже звучали призывы к всеобщей забастовке 17 июня.
На пути домой демонстранты, среди которых своей активностью выделялась западноберлинская молодежь, разбивали витрины магазинов, забросали камнями статую Сталина, срывали плакаты и транспаранты СЕПГ. Тут и там образовывались группы по 500–800 человек, угрожавшие попадавшимся им на пути функционерам СЕПГ физической расправой.
Аппарат представителя МВД СССР в ГДР и так ослабленный отзывом на родину большинства сотрудников, был застигнут событиями врасплох. Но уже в 11 часов 45 минут 16 июня сотрудник аппарата В. В. Кучин передал в Москву первое донесение о начавшихся беспорядках. В нем, в принципе, объективно описывался ход событий, причем отмечалось, что в листовках, отпечатанных во французском секторе Берлина (район Райникендорф), восточноберлинских рабочих призывали бастовать не только против повышения норм, но и за возвращение заводов прежним владельцам.