Бенеш увидел в англо-советском договоре желанный повод обойти сопротивление англичан, и чехословацкая сторона предложила СССР заключить почти аналогичный договор. Главное отличие от англо-советского договора было в том, что стороны советско-чехословацкого союзного договора еще и обязались не вмешиваться во внутренние дела друг друга. Бенеш полагал, что против этого англичане уже возражать не смогут.
В мае 1942 года в телеграмме Фирлингеру Бенеш отмечал: «…Англосоветское соглашение… будет скоро готово… После его подписания станут актуальными другие центральноевропейские вопросы, в частности наш и польский, вопрос конфедерации, сложности, связанные с Дунаем, немецкая проблема. Считаю необходимым вовремя поговорить о них с Россией…»
[216]
Однако в Лондоне продолжали тормозить поездку Бенеша в Москву. Теперь англичане сообщили чехословацкому президенту, что во время визита Молотова в Лондон (когда был заключен упоминавшийся выше договор между СССР и Великобританией) и они, и русские якобы обязались не заключать с «малыми странами» Европы никаких договоров, касающихся послевоенного периода.
Бенеш поручил Фирлингеру выяснить позицию СССР. Из Москвы через некоторое время ответили, что англичане действительно попросили Молотова не заключать никаких соглашений с малыми странами, но это касалось только Греции и Югославии. В Лондоне понимали, что в этих странах сильное партизанское коммунистическое движение, и после войны коммунисты имеют все шансы прийти к власти. Пользуясь тяжелым положением СССР летом – осенью 1942 года, Черчилль настаивал, чтобы никаких договоров, предрешающих статус этих стран после войны, не заключалось.
Однако Москва четко оговорила, что предложение британцев, по сути, предложением и осталось: никаких юридически обязательных документов на сей счет Молотов в Лондоне не подписывал.
Тогда, вновь пытаясь хоть как-то удержать Бенеша от заключения чехословацко-советского союзного договора, Великобритания в августе 1942 года официально объявила, что Мюнхенское соглашение 1938 года в отношении границ Чехословакии утратило силу. Но вместе с тем англичане отказывались признать довоенные границы ЧСР. Теперь они говорили, что такова принципиальная политика Черчилля – не признавать во время войны ничьих послевоенных границ. Это, мол, может обидеть тех же поляков.
В конце 1942 года Бенеш и сам уже не сильно торопился с подписанием договора с Москвой, так как казалось, что СССР может потерпеть в войне страшное поражение – вермахт стоял на Волге. Тогда союз с Москвой и опасность прихода на территорию ЧСР «коммунистической» Красной армии казались всего лишь досужими домыслами.
1 декабря 1942 года правительство СССР еще раз сообщило Бенешу, что готово в любой момент принять его в Москве.
В январе 1943-го Бенеш рассуждал следующим образом: «…Русские выдержат до весны… а там, конечно, возникнет критическая ситуация. Встанет вопрос, кто больше будет измотан, русские или немцы. У кого окажется больше резервов…»
[217]
Однако триумфальная победа Красной армии под Сталинградом вновь заставила Бенеша заторопиться, тем более что на скорейшем заключении договора настаивали как эмигрантское правительство в Лондоне, так и госсовет.
Но тут снова возникло «польское» препятствие: 25 апреля 1943 года польское эмигрантское правительство разорвало с СССР дипломатические отношения, после того как немцы показали всему миру обнаруженные в Катынском лесу под Смоленском могилы убитых польских офицеров.
Интересно, что печать протектората Богемии и Моравии, особенно главная газета «Национальная политика», уже в апреле 1943-го начала публиковать обширные антисоветские материалы в связи с Катынью
[218]. Рефреном звучал тезис «большевистской опасности» и «угрозы с Востока» для Европы в целом и Чехии в частности, против которой население протектората должно бороться вместе с «культурной» Германией.
Против нагнетания немцами и их подручными в Чехии антисоветского психоза 25 апреля 1943 года решительно выступил по лондонскому радио, обращаясь к соотечественникам, Бенеш: «…только чудом немецкий фронт спасся от полного крушения, и теперь уже на протяжении нескольких месяцев немецкая пропаганда тщетно пытается нагнать всему миру страх перед так называемым большевистским потопом, который якобы накроет всю Европу в случае немецкого военного поражения… Нацистские официальные и неофициальные пропагандисты на протяжении последних недель в своей алармистской кампании на тему, что станет с Европой, если немцы будут разбиты Красной армией, вам усиленно вдалбливают, что если выиграет Советский Союз, то якобы уже не будет Чехословацкой республики, что все затопит большевизм, что все захватит Советский Союз… Скажите каждому, кто вам это говорит, что такие речи являются обычным немецким пропагандистским идиотизмом»
[219].
После разрыва дипломатических отношений между СССР и Польшей и англичане, и поляки требовали от Бенеша не заключать с Москвой договора до урегулирования советско-польских отношений.
Но Бенеш решил разыграть против поляков и англичан американскую карту. В январе 1943 года он объявил о своем решении перед Москвой побывать в Вашингтоне и узнать мнение Рузвельта по вопросу чехословацко-советского договора. Англия зависела от военных поставок США и не могла просто проигнорировать мнение Вашингтона.
19 марта 1943 года, чтобы окончательно убедиться в позиции Москвы, Бенеш спросил Богомолова: «Готов ли СССР заключить с нами договор в духе англо-советского договора еще до конца войны и таким образом, чтобы договор четко определял наши отношения после войны? Готов ли СССР подготовить и позже заключить трехсторонний договор между ЧСР, Польшей и Советским Союзом?» 21 апреля Богомолов получил ответ из Москвы: «Нужно, чтобы Вы встретились с Бенешем и со ссылкой на предыдущую беседу с ним, сообщили следующее: 1. Мы готовы обсудить вопрос заключения советско-чехословацкого договора о взаимной помощи, если такой проект будет представлен чехословацкой стороной. 2. Если Бенеш скажет, что его предыдущую беседу с Вами можно считать предложением чехословацкой стороны Советскому Союзу о подписании договора о взаимной помощи, то можете заявить, что советское правительство в принципе согласно с заключением такого договора и готово обсудить конкретные предложения чехословацкой стороны»
[220].
Что касается трехстороннего договора (с участием Польши), то и его Москва была в принципе готова обсудить, но не считала этот вопрос актуальным именно в тот момент. Сталин понимал, что эмигрантское правительство Сикорского не признает новые границы СССР, а в этих условиях обсуждение союзного договора с Польшей было лишено всякого смысла.