Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг. | Николай Платошкин | страница 82 | LoveRead.ec

Правда, следует отметить, что и в СССР в то время (1953-1955 годы) реабилитация жертв политических репрессий была все еще единичной и не публичной.

Однако дело Сланского пока оставалось неприкасаемым. Новотный так говорил об этом в 1955 году: «Деятельность и роль Сланского были деяниями агента империализма… Речь не идет ни о какой ревизии процесса Сланского. Три года спустя после разоблачения Сланского и его осуждения в политбюро существует единая точка зрения, что в случае со Сланским не было судебной ошибки, подтасованных материалов, но, напротив, все указывает на то, что он был осужден правильно»^[310].

Тем не менее после XX съезда КПСС руководство КПЧ создало комиссию во главе с министром внутренних дел Бараком (так называемая «комиссия С») для пересмотра, в числе прочего, процесса Сланского. Барак объяснил пересмотр тем, что обнаружились новые доказательства виновности Сланского: экс-генсек был ответственен до своего ареста за репрессии против невинных людей. На том же заседании Президиума ЦК КПЧ, на котором создали комиссию Барака, Новотный заявил: «Мы не сомневаемся, что Сланский был виновен»^[311]. На общегосударственной конференции КПЧ летом 1956 года первый секретарь ЦК также не оставил никаких сомнений по делу Сланского: «Мы не будем проводить никакой реабилитации Сланского и его сообщников… Проверка (комиссии Барака – Прим. автора.) показала, что Сланский допустил целый ряд других преступных действий, которые не были отражены в обвинительном заключении. Он допустил их, чтобы захватить власть в государстве».

В заключении комиссии Барака говорилось: «Сланский был чехословацким Берией и несет ответственность за нарушения (законности), допускавшиеся в 1948-1951 годах и даже в 1952 году. Все остальные политические процессы можно пересмотреть, но процесс против (заговорщицкого) центра остается в принципе оправданным»^[312].

Однако комиссия Барака опровергла саму концепцию «заговорщицкого центра». Теперь считалось, что преступления были совершены «подельниками» Сланского и им самим по отдельности.

Окончательно итоги деятельности комиссии Барака были подведены на заседании ЦК КПЧ в октябре 1957 года: «Сланский был вдохновителем, организатором и главой антипартийной, фракционной и преступной группы, которую он вокруг себя объединил. Повторное расследование дела Сланского показало и подтвердило, что его деятельность была преступной».

Таким образом, Сланского постфактум превратили не только в «чехословацкого Берию», но и в руководителя аналога разгромленной Хрущевым летом 1957 года «антипартийной группы».

9 мая 1960 года (в честь 15-летия освобождения Чехословакии от нацистов) Новотный объявил об амнистии, по которой были сокращены сроки заключения многим жертвам политических репрессий.

Новое дыхание застопорившейся было реабилитации придало в 1961-1962 годах «дело Барака». 24 июня 1961 года было объявлено об освобождении Рудольфа Барака от обязанностей министра внутренних дел, которые он исполнял восемь лет. Но все остальные функции, а главное – членство в Президиуме ЦК КПЧ Барак сохранил и даже был назначен председателем комиссии Национального собрания по деятельности национальных комитетов. Барак был еще относительно молодым политиком (45 лет) и пользовался репутацией недогматичного, любящего жизнь человека^[313]. Карьеру в начале 50-х Барак сделал в немалой степени потому, что был новым человеком и нигде «не участвовал». Он не был ни в Испании, ни в движении Сопротивления, не «примыкал» ни к Сланскому, ни к Шлингу, ни к прочим «заговорщикам». При этом он был умен, исполнителен и дружелюбен в общении.

На предшественника Барака Вацлава Носека у госбезопасности были компрометирующие материалы. Якобы имелась расписка Носека от 1935 года, согласно которой он получил от полиции 300 крон за предотвращение забастовки в Кладно^[314]. К тому же во время войны Носек жил в Лондоне, а значит, считался подозрительным.

Первого министра госбезопасности Копрживу подозревали в том, что во время войны он и его жена сотрудничали с гестапо.

Среди сотрудников МВД Барак пользовался популярностью потому, что старался вести себя с людьми доброжелательно и избегать «разносов» и назидательного тона. Сотрудники МВД и госбезопасности сами в большинстве своем были такими же молодыми рабочими, как и Барак, и поэтому воспринимали министра как своего.

В первый день на посту министра Барак, которого никто не знал в лицо, просто слонялся по министерству, пил пиво с сотрудниками в столовой и слушал, о чем говорят его подчиненные. Произошел даже анекдотический случай. Один из сотрудников министерства капитан Бальцар, придя в канцелярию и увидев, как там точит лясы с его подчиненными какой-то молодой человек, недовольно пробурчал: «Эй ты, пацан, прекрати тут болтать! Где-то здесь бродит новый министр, и я не хочу получить от него нагоняй в первый же день!» Барак спокойно представился и не без юмора ответил капитану: «Ну, к тебе придется зайти в другой день. Я ведь хочу послушать о работе, а не всякие там отговорки и извинения»^[315].

Барак пытался установить тесные контакты с Новотным через его партнера по воскресным карточным играм Котала, который был заместителем министра внутренних дел. Котал был в пражском горкоме КПЧ (который после войны возглавлял Новотный) референтом по вопросам безопасности. Но Котал и Новотный знали друг друга еще по концлагерю. И тут Барак неожиданно раскопал компромат на первого секретаря ЦК, который, видимо, и привел его в тюрьму в 1962 году.