Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг. | Николай Платошкин | страница 118 | LoveRead.ec

Либералы в ЧССР чувствовали себя такими же трибунами критической мысли, как и их идейные соратники на Западе, хотя те (тот же Сартр) как раз протестовали против того, чего в Чехословакии не было (безработица, бедность, война во Вьетнаме, засилье в обществе финансового капитала, бездуховность СМИ). Свитак писал: «Настоящий интеллектуал твердо придерживается своей критической, протестующей функции. Он заключает сепаратный мир с интеллектуалом противоположной стороны, если речь идет о международном единстве культуры и свободы мысли, и делает это, несмотря на преследования, которым он подвергается».

При этом на Западе идеи того же Сартра знали в массах гораздо меньше, чем в ЧССР. В США об этом человеке вообще мало кто слышал. В той же Америке не было Академии наук и гарантированных зарплат интеллигентам, поэтому их заботили больше прагматические и прикладные темы исследований, а не духовные искания.

Среди чехословацких (особенно чешских) писателей проблема отчуждения нашла выражение в «реабилитации» Франца Кафки на конференции чехословацких писателей в Либлице в мае 1963 года. Кафка действительно описывал весь абсурд и ужас окружавшего его общества, доходя в этом до признания абсурда существования.

На крайне пессимистическое мировоззрение писателя (Кафка родился в Праге в еврейской семье в 1883 году, но писал по-немецки) наложила отпечаток его непростая семейная ситуация. Из-за раннего разрыва с родителями Кафка был вынужден вести скромный образ жизни и часто менять жилье, что наложило отпечаток и на его отношение к самой Праге и ее жителям. Хронические болезни (психосоматической ли природы – это вопрос спорный) донимали его. Помимо туберкулеза он страдал от мигреней, бессонницы, запоров, импотенции, нарывов и других заболеваний. Он пытался противодействовать всему этому «народными» и гомеопатическими способами, например вегетарианской диетой, регулярной гимнастикой и употреблением в большом количестве непастеризованного коровьего молока. Большинство работ Кафки было опубликовано посмертно.

В КПЧ к Кафке относились в общем равнодушно, не считая его, в отличие от Чапека или Гашека, видным чешским писателем. Коммунистов в Кафке не устраивал безысходный пессимизм и неверие в какое-либо светлое будущее для человека.

Но в 60-е годы «либералы» вознесли Кафку на пьедестал «передового мыслителя», остро поставившего проблему отчуждения. 27-28 мая 1963 года чехословацкие писатели и философы (в частности Свитак) устроили международную конференцию памяти Кафки. На ней Свитак говорил, что Кафка «выражает антропологические основы человеческого существования», что его творчество пронизано «криком человека о человеке»^[436]. Если коммунисты считали Кафку вполне адекватным выразителем безысходности «маленького человека» в капиталистическом обществе, то Свитак видел в нем писателя для всех времен и народов: «Кафка не является документом прошлого; это трагический документ положения человека нашего времени и в своих самых глубоких слоях является философско-литературным отражением положения человека вообще, антропологических законов существования»^[437].

Либералы на конференции потребовали «вернуть Кафку из ссылки» и «дать ему постоянную визу» в Чехословакию.

Таким образом, к концу 1967 года «сталинист» Новотный и руководство КПЧ, благодаря как раз своей мягкости и предупредительному отношению к интеллигенции, полностью утратили лидерство в общественном мнении страны. Тон стали задавать «либералы» из творческих союзов, хвалившие все западное и ругавшие (пока еще завуалированно) все советское. Причем еще до «пражской весны» всем интеллектуалам, не согласным с «либералами», приходилось очень непросто. Как уже упоминалось выше, их «либералы» активно травили, навешивая оскорбительные ярлыки, типичными из которых были «догматик», «консерватор» и «сталинист». То есть в общении со своими оппонентами в научной и творческой среде «либералы» никакого либерализма отнюдь не проявляли.

В 1974 году «Руде Право» справедливо писала: «Эти группы безжалостно терроризировали каждого, кто не разделял их взглядов. Их влияние не ограничивалось только рамками непосредственно кризисного периода (января – августа 1968 года – Прим. автора.). Они возникали постепенно задолго до 1968 года при полном попустительстве ответственных работников. Поэтому их влияние было широким и привело к возникновению представления о том, будто предала (идеалы социализма – Прим. автора.) интеллигенция в целом»^[438].

Например, «либералы» (как и эмигранты группы Тигрида) стали шельмовать убитого нацистами Юлиуса Фучика и даже отвергать сам факт наличия «Репортажа с петлей на шее» (сравните с таким же шельмованием нобелевского лауреата Михаила Шолохова советской либеральной интеллигенцией).

Густав Гусак (который, в отличие от многих «либералов», был реальной жертвой сталинизма) говорил позднее: «…в период, когда Чехословакия стала объектом сосредоточенного нажима политических и идеологических диверсий антикоммунистических центров на Западе, направлявших свою деятельность на дискредитацию социалистических принципов и ценностей и разжигавших националистические и антисоветские настроения и мелкобуржуазные предрассудки, руководство партии своей беспринципной политикой способствовало тому, что ключевые позиции в культуре, в общественных науках, средствах массовой информации, а также в общественных организациях, государственных и партийных органах заняли люди нестойкие и даже такие, которые не стояли на позициях социализма. При этом руководство партии своими неправильными методами отталкивало многих стойких и честных коммунистов от активной борьбы на этом участке»^[439].

Стоит отметить, что благодаря бесплатному образованию и поощрению науки и культуры со стороны КПЧ чехословацкая интеллигенция к концу 60-х годов превратилась в численно большую прослойку общества – более миллиона человек (из 15 миллионов человек населения). Именно благодаря усилиям компартии у чехословацких писателей создалась репутация «совести нации», с которых следовало брать пример.

На Западе такой прослойки «независимых интеллектуалов», получающих государственную зарплату, в обществе не было, и сильного влияния на принятие политических решений интеллигенты, например, в США не оказывали. Они могли сделать это, только поступив на государственную службу (см. пример Киссинджера). В Западной Европе существовали скорее «левые интеллектуалы», и они оказывали некоторое влияние на умы студенческой молодежи (последствия такого влияния – молодежные бунты 60-х), но этим «властителям дум» государство не предоставляло таких привилегий по сравнению с другими слоями населения, какое отмечалось в ЧССР.

Надо сказать, что чехословацкие интеллигенты в 60-е годы сами уверовали в свою избранность и назначили себя прогрессивным авангардом всего общества. Например, уже упоминавшийся выше Эвжен Лебл (жертва политических репрессий начала 50-х годов)^[440] писал в 1969 году, что рабочий класс уже не способен вести за собой все общество: «Эту функцию выполняет сегодня интеллигенция, тот общественный слой, продуктом которого является цивилизация и культура нашего столетия… Тем самым интеллигенция представляет не только собственные сословные интересы, но и интересы всего народа»^[441].