Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 75

Пифагорейское влияние на греческую мысль представляет собой многомерный предмет для изучения; к счастью, он не требует подведения итога. Главное заключается в негативных последствиях для формирования представлений о Вселенной, носители которых ориентировались на математические и дедуктивные принципы, а не на наблюдения. Поэтому на протяжении без малого двух тысяч лет они держали астрономию на ложных путях. От них пошло видение Вселенной, построенной из последовательно перекрывающих друг друга сфер, на которые поместили Солнце, Луну и планеты, движущиеся по заранее заданной траектории вокруг Земли. Греки заметили, что в реальности небесные тела перемещались несколько иначе. Но очевидные вещи они пытались объяснять новыми уточнениями в ложную в своей основе схему, и древние математики при этом уклонялись от тщательного исследования принципов, из которых все это выводилось. Окончательно доработанная греческая математическая теория мироздания увидела свет во II веке н. э. в трудах знаменитого александрийца Птолемея. Усилия Птолемея получили достойную оценку современников, а возражения поступили от совсем немногочисленных раскольников (то есть в греческой науке могли появиться и иные интеллектуальные результаты). При всех признаках несостоятельности системы Птолемея она позволяет делать предположения по поводу движения планет, положение которых все-таки служило точными ориентирами для прокладки курса судов в океане в эпоху Колумба, пусть даже тогдашние корабелы опирались на ложные представления.

Теория четырех элементов и развитие греческой астрономии служат иллюстрацией дедуктивного уклона греческой мысли и присущей ей слабости – ее представители стремились к созданию правдоподобной теории, объясняющей самый широкий спектр знаний без проверки их практическим экспериментом. В эту теорию греки попытались втиснуть все сферы мыслительной деятельности, которые, как мы теперь полагаем, должны объясняться наукой и философией. Плодами поборников данной теории, с одной стороны, стал аргумент в пользу беспрецедентной неукоснительности и проницательности, а с другой стороны, абсолютное неверие в чувственные данные. Только греческие лекари пятого столетия, возглавляемые Гиппократом, достигли многого за счет эмпиризма.

В случае с Платоном – на беду или на счастье контуры философской дискуссии в целом определил он и его ученик Аристотель, а не кто-либо еще – этот уклон мог получить подкрепление его по большому счету пренебрежением ко всему, что он видел собственными глазами. Аристократ по происхождению, афинянин Платон отвернулся от мира прозаических дел, в которых он надеялся принять участие, уже разочарованным вершителями политики афинской демократии и, в частности, их обращением с Сократом, которого они осудили на смерть. От Сократа Платон перенял не только его пифагорейство, но и идеалистический подход к проблемам нравственности, а также метод философского научного изыскания. Добро, считал он, постигается методом поиска и интуицией; так диктовала действительность. «Добро» Платон назвал величайшим из «понятий», стоявших в ряду «Правды, Красоты и Справедливости». На самом деле они не были понятиями в том смысле, что в любой момент у них существовала форма в чьем-либо сознании (иначе говоря, кто-то мог бы сказать, что «у меня есть представление о том-то»). Однако они представляли собой реальные явления, на самом деле существующие в мире конкретном и вечном, элементами которого являлись эти представления. Этот мир неизменной действительности, считал Платон, был скрыт от людей чувствами, обманывающими их и толкающими на неверный путь. Зато он был доступным для души, способной осознать его при помощи рассудка.

Такие представления имели значение, далеко выходящее за пределы формальной философии. В них (как и в доктринах Пифагора) можно найти, например, следы знакомой нам появившейся позже идеи, фундаментальной для пуританцев, согласно которой человеческая натура делится на противоречивые составляющие в виде души, божественного происхождения, и физического тела, в котором все это заключено. Результатом борьбы этих трех начал должно стать не примирение, а победа одного из них. Такое представление сути человека во многом определит сущность грядущего христианства. Сразу за этим у Платона возникло острое прагматичное беспокойство, так как он полагал, что познание совершенного мира могло бы помочь изменить в действительности условия, в которых жили люди. Он сформулировал свои взгляды в серии диалогов между Сократом и людьми, посещавшими его для обмена мнениями. Так появились первые учебники философских воззрений, и труд, который мы называем «Республика», считается первой книгой, в которой изложена схема общества, направленного на достижение высшей нравственной цели. В этой книге описывается авторитарное государство (напоминающее Спарту), в котором браки будут регулироваться ради достижения у потомства самых позитивных наследственных качеств, прекратят существование семья и частная собственность, культуру и искусство будут подвергать строгой цензуре, а образование тщательному надзору. Те немногие, кому предстоит управлять таким государством, должны обладать достаточными интеллектуальными и нравственными качествами, чтобы овладеть знаниями, которые позволят им создать справедливое общество, на практике постигая совершенный мир. Наравне с Сократом Платон считал, что мудрость заключается в понимании действительности, и пришел к такому выводу: чтобы увидеть правду, следует сделать невозможными поступки, идущие вразрез с нею. В отличие от своего учителя он полагал, что для большинства людей образование и законы должны наложить запрет на то, что Сократ считал неисследованной жизнью, которую не стоит вести.

«Республика» и приведенные в ней аргументы стали поводом для продолжавшихся несколько веков обсуждений и подражаний, и такой же была реакция практически на все труды Платона. Как выразился английский философ XX века, почти вся последующая философия на Западе состояла из повторов и ссылок на Платона. Несмотря на отвращение Платона к тому, что он наблюдал вокруг себя, и предубеждения, порожденные всем этим, он предвосхитил практически все великие вопросы философии, будь то касающиеся нравов, эстетики, основы знания или природы математики. К тому же он изложил свои представления в крупных произведениях литературы, которые люди всегда читали с удовольствием и волнением.

Академия, которую основал Платон, обладала полным правом считаться первым университетом. Из ее дверей вышел его ученик Аристотель, мыслитель более всесторонний и уравновешенный, отличавшийся большей верой в возможности сущего и меньший авантюрист, чем его учитель. Аристотель никогда не пытался развенчать учение своего наставника, но позволил себе отступление от него по принципиальным направлениям. Он весьма преуспел в сборе и классификации сведений (особенно его интересовала биология) и, в отличие от Платона, не отрицал чувственного опыта. Действительно, он искал одновременно надежные знания и счастье в практическом мире, отклоняя при этом понятие универсальных идей и вынужденно переходя от фактов к общим законам. Аристотель относился к таким всесторонним мыслителям и интересовался столь широким спектром практической жизни, что его историческую роль так же сложно поместить в рамки, как влияние Платона. В своих трудах он обозначил пределы поля для обсуждения в области биологии, физики, математики, логики, литературной критики, эстетики, психологии, этики и политики на предстоявшие две тысячи лет. Он наметил направления овладения этими предметами и подходы к ним, которые представлялись гибкими и в конечном счете достаточно просторными, чтобы вместить в себя христианскую философию. Он к тому же основал науку о дедуктивной логике, которая прослужила людям до конца XIX столетия. Ему приписываются великие достижения, отличающиеся по сути, но такие же важные, как достижения Платона.