Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 74

Эти изменения произрастали из собственного динамизма греческого общества и не всегда приводили к обогащению приемов воздействия на природу и само общество. Скорее греки шли на уступки, а иногда они сами оказывались в тупике и обращались к сумасбродным фантазиям. Греческую философскую мысль монолитной назвать нельзя; нам следует ее представлять не в виде блока, связывающего все его части, а как исторический континуум, распространяющийся на три или четыре столетия, в котором в разное время выступают наружу различные элементы и который с трудом поддается оценке.

Одна причина этого состоит в том, что греческие мыслительные категории – сам способ, если можно так выразиться, с помощью которого греки составляли интеллектуальную схему перед тем, как начать размышлять о ее отдельных компонентах, – нам не принадлежат, хотя часто они обманчиво похожи на наши категории. Некоторые из используемых нами категорий для греков не существовали, и со своими знаниями они проводили совсем иные границы между сферами исследования, отличными от тех, что мы считаем само собой разумеющимся.

Иногда это выглядит очевидным и не вызывает затруднений; когда философ, например, выделяет управление домашним хозяйством и его земельным владением (экономикс) как сферу исследования предмета, который нам надлежит назвать политикой, нам не составит труда его понять. При рассмотрении тем более абстрактных у нас могут возникать затруднения.

Один пример следует привести из греческой науки. Для нас наука выглядит доступным способом приближения к пониманию материального мира с применением методов практического эксперимента и наблюдения. Греческие мыслители нашли подход к природе материального мира через отвлеченные соображения, через упражнения в метафизике, логике и математике. Говорят, что греческая рассудительность в конечном счете встала на пути научного прогресса, потому что исследователи прибегали к логической и отвлеченной дедукции, а не занимались наблюдением природы. Среди великих греческих философов один только Аристотель уделял достаточно внимания сбору и классификации данных, но делал он это по большей части только при проведении своих социальных и биологических исследований. Тем самым он обосновал одну из причин того, что историю греческой науки не стоит совсем отделять от философии. Эти философы в целом представляют собой продукт существования множества городов и череды событий за четыре столетия или около того.

С их появлением в человеческой мысли происходит революция, а когда там появляются древнейшие греческие мыслители, о которых мы располагаем информацией, эта революция уже случилась. В VII и VI веках до н. э. они жили и творили в ионийском городе Милете. Актуальная интеллектуальная деятельность продолжалась там и в остальных ионийских городах вплоть до замечательной эпохи афинского абстрактного теоретизирования, начавшегося с Сократа. Несомненно, важную роль сыграл стимул азиатского происхождения, большое значение имел и тот фактор, что Милет был богатым городом – древние мыслители явно относились к людям состоятельным и могли себе позволить тратить время на отвлеченные размышления. Как бы то ни было, с опорой на Ионию прокладывается путь из древности к разнообразной интеллектуальной деятельности, распространившейся со временем на весь греческий мир. Западные поселения в Magna Graecia (Великой Греции) и Сицилии сыграли решающую роль во многих событиях VI и V веков до н. э., и первенство в более поздней эллинистической эпохе должно было перейти к Александрии. Весь греческий мир в целом принимал участие в достижении успеха греческого образа мысли, и даже большой эпохе афинского сомнения в его пределах не стоит придавать излишнего значения.

В VI веке до н. э. философы Милета Фалес и Анаксимандр начали здравое теоретизирование по поводу природы мира, показавшее, что решающая граница между мифологией и наукой преодолена. Египтяне в свое время приступили к прагматической переделке природы и в ходе этого процесса получили массу логических знаний, а в заслугу вавилонянам следует поставить важные измерения. Представители милетской школы с толком воспользовались добытыми ими знаниями и к тому же смогли взять на вооружение более фундаментальные понятия космологии, унаследованные от прежних цивилизаций; считается, что философы Милета видели происхождение земли из воды. Причем ионийские философы в скором времени пошли дальше приобретенного ими наследия. Они разработали общие воззрения на сущность Вселенной, которые пришли на смену мифологии в виде беспристрастного толкования. Такая замена производит более глубокое впечатление, чем тот факт, что конкретные ответы, предложенные ими, в конце-то концов оказались бесполезными. Примером можно привести анализ греков, посвященный природе материи. Хотя общие черты атомистической теории появились за две с лишним тысячи лет до наступления ее времени, от нее отказались к IV веку до н. э. в пользу представления, основанного на взглядах ранних ионийских мыслителей, считавших, что вся материя состоит из четырех «элементов» – воздуха, воды, земли и огня, соединяющихся в веществах в различных пропорциях. Эта теория вплоть до Ренессанса служила лекалом для придания контуров западной науке. Она сыграла огромную историческую роль, так как по ней устанавливались пределы и определялись возможности. К тому же все это, разумеется, оказалось большим заблуждением.

Такой вывод стоит помнить в качестве вторичного соображения к главному пункту. Философы из Ионии с основанной ими школой заслужили благодарность потомков за то, что потом совершенно справедливо назвали «ошеломительной» новизной. В своем понимании природы они отодвинули в сторону богов и нечистых духов. Время не пощадило часть того, что они сделали, и это приходится признать. В Афинах в конце V века до н. э. нечто большее, чем временная тревога перед лицом поражения и опасности, просматривалось в попытках осуждения в качестве богохульных взглядов, гораздо более умеренных, чем те, что пропагандировались ионийскими мыслителями двумя столетиями раньше. Один из них сказал: «Если бы телец мог нарисовать картину, его бог выглядел как телец»; несколько веков спустя каноническая средиземноморская цивилизация утратила большую часть такого восприятия действительности. Его появление в древности представляется самым наглядным признаком живучести греческой цивилизации.

Подобные передовые представления тонули не только в широко распространенном суеверии. Свою роль играли прочие тенденции в становлении философской мысли. Одна из них сосуществовала с ионийской традицией в течение долгого времени, к тому же ей была уготована судьба прожить дольше и не утратить своего влияния. Главной загвоздкой для ее носителей было обоснование положения о нематериальности бытия; что, как позже Платон выразился в одном из своих самых убедительных высказываний, в жизни мы воспринимаем только изображения чистых Форм и Идей, которые являются небесными воплощениями истинной действительности. Такую действительность можно было осознать только посредством размышления, причем не только путем систематических предположений, но и к тому же интуиции. При всей отвлеченности у такого рода мысли имелись свои корни в греческой науке, если и не в предположениях ионийцев о веществе, то в трудах математиков.

Некоторые их величайшие достижения приходятся на время после смерти Платона, когда практически оформится единственный крупнейший триумф греческой мысли, которым считается учреждение арифметики и геометрии, служивших западной цивилизации вплоть до XVII века. Каждому школьнику, как правило, известно имя Пифагора, жившего в Кротоне на юге Италии в середине VI века до н. э. и, можно сказать, обосновавшего метод дедуктивного доказательства. К счастью или несчастью, на этом его достижения не заканчиваются. Наблюдая за вибрирующей струной, он открыл математическое обоснование гармонической функции, но особенно его интересовало соотношение чисел и геометрия. К ним он выбрал полумистический подход; как и многие математики его времени, Пифагор относился к верующим в Бога людям, и говорят, что успешное завершение доказательства своей знаменитой теоремы он отметил приношением в жертву тельца. Представители его школы – в свое время существовало «Пифагорейское братство» – позже пришли к заключению о том, что изначальная природа мироздания есть по сути явление математическое и числовое. «В их представлении принципы математики служили принципами всех вещей», – несколько неодобрительно утверждал Аристотель, хотя его собственный учитель Платон находился под сильным влиянием такого заблуждения, а также скептицизма пифагорейца начала V столетия до н. э. Парменида по поводу мира, познаваемого органами чувств. Цифры выглядели привлекательнее материального мира; они обладали одновременно заданным совершенством и относительностью Идеи, в которой воплощалась действительность.