Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 398

Международное право теперь тоже стремились приспособить к более плотному практическому контролю над поведением властей государств, чем это наблюдалось раньше, несмотря на все печально известные примеры неудач, которых следует избегать. В известной мере дело заключается в том, что атмосфера в обществе все еще меняется медленно и в соответствии с парадигмой случайности. Находящиеся на низкой ступени развития режимы продолжают вести себя в нецивилизованной, варварской манере, но правила приличия им тоже начинают прививаться. Потрясение от обнаружения в 1945 году реалий нацистского режима в военной Европе для всех нас означало, что огромное зло причиняется в нашу эпоху скрытно ото всех, с помощью опровержения фактов или попыток правдоподобного объяснения. В 1998 году представители 120 стран, притом что делегата от Соединенных Штатов Америки среди них не оказалось, договорились учредить постоянную международную судебную палату для ведения уголовных дел по военным преступлениям и преступлениям против человечества. В следующем году высший суд британской юстиции впервые в истории принял вердикт, в соответствии с которым отстраненный от должности руководитель государства подлежит выдаче властям другой страны для дачи показаний по поводу возлагаемых на него обвинений в совершенных преступлениях. В 2001 году соотечественники бывшего президента Сербии выдали его международному суду, и он оказался на скамье подсудимых.

Главное в этом деле не переусердствовать. Сотни, если не тысячи злодеев продолжают по всему свету совершать жестокие и безжалостные поступки, и практически не приходится надеяться на то, что их когда-нибудь удастся призвать к ответу. Международная преступность представляется понятием, идущим вразрез с государственным суверенитетом, и американцы ни при каком своем мыслимом президенте не собираются признавать юрисдикцию международного суда над собственными согражданами. Зато сами американцы в 1990-х годах однозначно приспособились к революционным целям внешней политики под якобы нравственными предлогами, когда активно занялись свержением правительства Саддама Хусейна и Слободана Милошевича. А теперь они взялись за организацию сил против терроризма, причем в Вашингтоне откровенно планируют дальнейшее вмешательство в дела суверенных государств.

Как бы то ни было, во внутренних делах правительства на протяжении 200 или 300 лет пользовались все расширявшимися полномочиями для выполнения всего, о чем их просили. Позже, то есть во времена экономического бедствия в 1930-х годах и великих войн, потребовалась мобилизация громадных ресурсов и очередное расширение властных полномочий правительства. К такого вида силам к тому же добавляются требования того, чтобы правительства косвенно повышали благосостояние своих подданных и занимались предоставлением услуг, либо раньше неизвестных, либо в прошлом доверявшихся частным лицам. Государство всеобщего благоденствия на самом деле существовало в Германии и Великобритании до 1914 года. За последние 50 лет доля ВВП, отчуждаемая государством, резко увеличилась практически повсеместно. К тому же поступил призыв заняться модернизацией. Народы лишь немногих стран за пределами Европы достигли всего этого без направляющих указаний сверху, и даже в Европе народы ряда стран обязаны своей модернизацией по большому счету правительству. Выдающимися образцами великих достижений XX века считаются Россия и Китай, то есть две великих аграрных страны, народы которых искали и нашли путь к модернизации через государственную власть. Наконец, техника посредством совершенствования средств связи, повышения разрушительной силы оружия и практически всеобъемлющих информационных систем позволила получить выгоду тем, кто мог потратить на нее больше всего денег, а именно правительствам.

Совсем не так давно даже величайшая из европейских монархий не располагала возможностью для проведения переписи населения или образования единого внутреннего рынка. Теперь государство, по сути, присвоило себе монополию на основные инструменты физического контроля над своими гражданами. Еще 100 лет назад полиция и вооруженные силы правительства, не затронутого войной или не подточенного заговорами, обеспечивали в стране полный покой; с помощью современных технических средств нарушить такой покой практически невозможно. Новые репрессивные приемы и вооружение тем не менее составляют только вспомогательную часть мощи государства. Вмешательство государства в экономику через свою роль потребителя, инвестора или планировщика, а также совершенствование средств массовой связи в форме, которая оставляет в высшей степени централизованный доступ к населению, в совокупности играют громадную роль. Использование Гитлером и Рузвельтом широковещательных радиоканалов в своих целях (пусть даже совсем не совпадающих) и попытки регулирования экономической жизни так же стары, как само правительство.

И все-таки правительствам подавляющего большинства стран в последнее время приходится активнее заниматься очередной волной интеграции мировой экономики. Тем самым они естественным образом лишаются свободы в управлении собственными хозяйственными делами. Нынешней интеграцией предусматривается преодоление границ функционирования наднациональных учреждений типа Всемирного банка или Международного валютного фонда; речь идет о дальновидной тенденции, часто теперь называемой «глобализацией» в ее свежайших проявлениях. Иногда наделяемая законным статусом через международное соглашение или простой экономический рост крупных компаний, но движимая повсеместно возрастающими ожиданиями, глобализация представляется явлением, предающим надежды политиков, стремящихся направлять общества, которые сами же рассчитывают возглавить. Экономической и политической независимости можно по большому счету лишиться из-за бесконтрольного движения глобальных финансовых потоков и даже деятельности крупных компаний, которые могут потребовать ресурсы, намного превышающие ресурсы рядовых мелких государств. Как это ни парадоксально, жалобы по поводу ограничения государственной самостоятельности, подразумеваемого глобализацией, громче всех провозглашают те, кто призывает к еще более энергичному вмешательству в дела суверенных государств в случаях, например, нарушения прав человека.

Игра таких сил отражена в следующем разделе. Возможно, они вызывают некоторое ослабление государственной власти с одновременным сохранением нетронутыми других сфер, поскольку власть сосредоточивается где-то еще. Это, по крайней мере, вероятнее, чем опасность того, что радикальные силы преуспеют в разрушении государства. Такие силы существуют, время от времени набирают силу и внешне преуспевают в новых делах, таких как экология, феминизм, а также общественное движение противников атомной энергетики и пацифистов, активисты которых оказывают покровительство радикалам. Но за 50 лет своей деятельности они добивались успеха, только когда им позволяли оказывать соответствующее влияние и формировать государственную политику через внесение изменений в законодательство и создание новых учреждений. Мысль о том, что радикального улучшения жизни народов можно достичь повальным отказом от доминантного атрибута общества, все еще представляется такой же далекой от воплощения, как и в эпоху анархических и утопических движений XIX века.

К 1950 году начался период, на протяжении которого определяющие особенности мирового политического порядка все больше казались замороженными и неподвижными, независимо от всего того, что происходило где бы то ни было. Спустя еще четверть века наступила очередь ускорения темпов перемен, кульминационный момент которых пришелся на 1980-е годы. К 1990 году ориентиры, считавшиеся незыблемыми в течение 30 с лишним лет, исчезли (порой практически мгновенно), тогда как остальные подвергались сомнению. Но все произошло после продолжительного периода времени, отмеченного затяжной и острой фазой советско-американского противостояния, омрачавшего практически все области международной жизни, распространявшего упадок практически по всему миру и являвшего собой источник преступлений, разложения и страданий в течение 30 лет. Холодная война представляется далеко не единственным фактором определения контуров истории, да и не самой главной в те годы, но все равно она занимала центральное место в политике.