– Вот она, наша роскошная жизнь, – проворчал Стросс.
– Зато будем спать на кроватях, – возразил Тав, извечный оптимист.
– Ты уверен? – усомнился Васри.
– Кто подменил мою железную команду толпой хнычущих детишек? – прикрикнул Алукард. – Стросс, тебе соску дать?
Первый помощник хмыкнул, но ничего не сказал, и капитан раздал ключи. Расселялись по четверо. Таверна была переполнена, но, несмотря на тесноту, Алукард умудрился выторговать себе отдельную комнату.
– Капитанская привилегия, – пресек он споры.
Лайле достались в соседи Васри, Тав и Ленос.
Команда подхватила сундуки и разбрелась по комнатам. В «Блуждающей дороге» пришлось, как и говорило название, поблуждать по извилистым коридорам и лестницам, нарушавшим, казалось, законы природы. Лайла даже заподозрила, что место это заколдованное. Тут запросто можно заблудиться. Интересно, как будут среди ночи искать дорогу подвыпившие гости? Алукард назвал таверну «экстравагантной».
В ее комнате, предназначенной для четверых, было всего две кровати.
– Нам будет уютно, – усмехнулся Тав.
– Еще чего, – решительно заявила Лайла на ломаном арнезийском. – Я лягу одна.
– Токк? – поддразнил ее Васри, ставя сундук. – Может, мы что-нибудь приду…
– Потому что у меня есть привычка во сне тыкать людей ножом, – холодно закончила Лайла.
Васри слегка побледнел.
– Пусть кровать достается Бард, – смирился Тав. – Я лягу на полу. Васри, каковы шансы, что ты проведешь тут с нами хоть одну ночь?
– Невелики. – Васри взмахнул длинными темными ресницами.
Ленос до сих пор не произнес ни слова. И когда раздавали ключи, и когда поднимались по лестнице. Он жался к стене – видимо, было страшновато жить под одной крышей с Сарусом. Тав глядел бодрее, но завтра, если правильно вести игру, она, возможно, останется в комнате одна.
Комната была неплохая. Размером примерно с ее каюту, которая была чуть больше стенного шкафа, но, выглянув в узкое окно, она увидела город, и реку, и дворец над ней.
Что скрывать, она была рада вернуться…
Лайла натянула перчатки и шляпу, достала из сундука сверток и вышла. Едва она закрыла за собой дверь, как из комнаты напротив появился Алукард. Вокруг его сапога обвился белый хвост Эсы.
– Куда направляешься? – спросил он.
– На Ночной рынок.
Он изогнул украшенную сапфиром бровь.
– Едва успела ступить на лондонскую землю и уже спешишь расстаться с деньгами?
– Мне нужно новое платье, – ответила она.
Алукард фыркнул, но не стал развивать тему: проводил ее вниз по лестнице, но на улицу не пошел.
Впервые за много месяцев Лайла осталась по-настоящему одна. Она глубоко вздохнула и расправила плечи: здесь она была уже не Бард, лучшая воровка на «Ночном шпиле», а просто прохожая в сгущавшихся сумерках.
Она шла мимо прорицательских стендов с объявлениями об Эссен Таш, белые меловые буквы плясали на черной поверхности, сообщая детали церемоний и празднеств. Пара ребятишек вертелась у края лужи, то замораживая, то размораживая ее. Вескиец зажег трубку, щелкнув пальцами. Фароанка изменила цвет своего шарфа, просто проведя по нему пальцами.
Куда ни глянь, всюду магия.
В открытом море магия казалась диковинкой – не такой, конечно, как в Сером Лондоне, но все-таки, а здесь была повсюду. Лайла уже успела забыть, как искрится волшебством Красный Лондон, и с каждой минутой все сильнее понимала, что Келл здесь чужой. Он не вписывается в эти сполохи света, взрывы хохота, вихри волшебства. Он слишком скромен.
А здесь место для тех, кто предпочитает внешние эффекты. И Лайлу это вполне устраивало.
Время было не позднее, но на город быстро опустились зимние сумерки. Лайла дошла до Ночного рынка. Ряды прилавков, тянувшиеся вдоль берега, были залиты светом – и не только обычными фонарями и факелами. Каждого из посетителей сопровождала аура света. Издалека казалось, что люди светятся сами по себе – не с ног до головы, а откуда-то изнутри, как будто с этими лучами пробивается наружу их жизненная сила. Зрелище было завораживающее. Но, подойдя ближе, Лайла заметила, что свет исходит от каких-то предметов в руках людей.
– Нужен ручной огонек? – спросил ее человек у входа на рынок и протянул стеклянный шар, наполненный неярким светом. В морозном воздухе от него шел легкий парок.
– Сколько?
– Четыре лина.
Деньги были немаленькие, но пальцы замерзли, даже в перчатках, и к тому же шар Лайле понравился, поэтому она заплатила и взяла его в руки, наслаждаясь мягким теплом, разлившимся по ладоням.
Она гладила ручной огонек и невольно улыбалась. В воздухе стоял запах цветов, горящего дерева, корицы, фруктов. Прошлой осенью она была здесь совсем чужой. Она и сейчас, конечно, чужая, но знает уже достаточно, чтобы скрыть это. Рассыпанные буквы, ничего не значившие много месяцев назад, начали складываться в слова. Когда торговцы расхваливали свои товары, она запоминала их названия, а когда в воздухе, как по волшебству, зарождалась музыка, она понимала, в чем дело, и не удивлялась. Ей казалось, что всю прошлую жизнь она ходила по тонкой проволоке, а сейчас твердо стоит обеими ногами на земле.
Люди бродили от прилавка к прилавку, потягивали горячее вино, ели мясо на шпажках, кутались в бархатные плащи, покупали магические амулеты, но Лайла шагала мимо с гордо поднятой головой, напевая про себя. Петляя между киосками, она направлялась к дальнему концу рынка. Глазеть она будет позже, когда придет время, а сейчас она шла по делу.
Над берегом, будто красная луна, высился дворец. И там, на дальнем конце рынка, у самой лестницы, она нашла нужную палатку.
В прошлый раз Лайла не смогла прочитать вывеску над входом. А теперь она уже достаточно знала арнезийский.
«Ис Постран».
«Гардероб».
Коротко и ясно – здешнее слово «гардероб», как и по-английски, означало и одежду, и место, где она хранится.
Полотнище, служившее дверью, было усеяно мелкими колокольчиками, и под рукой Лайлы они зазвенели. Переступив порог, она словно очутилась в хорошо натопленном доме. Светильники по углам щедро разливали не только свет, но и живительное тепло. Лайла осмотрелась. Когда-то задняя стена была покрыта масками, но теперь ее украшали зимние вещи – шляпы, шарфы, плащи, какие-то странные предметы одежды, сочетавшие в себе все эти три функции.
Возле одного из столов, силясь достать что-то закатившееся, опустилась на колени кругленькая женщина с темной косой, уложенной вокруг головы.
– Ан эсто! – воскликнула она, услышав колокольчики, и тихо обругала потерянную вещицу. – Ага! – Она наконец-то отыскала пропажу и сунула в карман. – Соласе. – Она встала, отряхнулась, обернулась к двери. – Керс… – И вдруг расплылась в улыбке.