Царствование императора Николая II - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Ольденбург cтр.№ 83

Эта делегация была попыткой лояльного обращения к власти; и адрес съезда был не ультиматумом противнику, но и не верноподданническим обращением, а чем-то средним между этими двумя противоположностями. Государь знал, что в составе делегации, наряду с людьми умеренными, есть и непримиримые противники того строя, в который он верил. Тем не менее он решил принять делегацию.

6 июня на ферме в Петергофе состоялась эта историческая встреча – первая встреча русского самодержца с представителями оппозиционного общества. Она прошла в примирительных тонах. От имени делегации говорил князь С. Н. Трубецкой. Его язык существенно отличался от тона съездов. «Мы знаем, государь, – говорил он, – что Вам тяжелее нас всех… Крамола сама по себе не опасна… Русский народ не утратил веру в царя и несокрушимую мощь России… Но народ смущен военными неудачами: народ ищет изменников решительно во всех – и в генералах, и в советчиках Ваших, и в нас, и в господах вообще… Ненависть неумолимая и жестокая поднимается и растет, и она тем опаснее, что вначале она облекается в патриотические формы».

Князь Трубецкой заговорил затем о созыве народных представителей. «Нужно, – сказал он, – чтобы все Ваши подданные, равно и без различия, чувствовали себя гражданами русскими… чтобы все Ваши подданные, хотя бы чуждые нам по вере и крови, видели в России свое отечество, и в Вас – своего государя. Как русский царь не царь дворян, не царь крестьян или купцов, не царь сословий, а царь всея Руси – так выборные люди от всего населения должны служить не сословиям, а общегосударственным интересам». «Государь, – заключил князь Трубецкой, – возвращаясь к формуле Святополк-Мирского – на доверии должно созидаться обновление России».

Государь, сочувственными кивками подчеркивавший многие места речи князя Трубецкого, приветливо отвечал, что он не сомневается в горячей любви земских людей к родине. «Я скорбел и скорблю о тех бедствиях, которые принесла России война и которые необходимо еще предвидеть, и о всех внутренних наших неурядицах. Отбросьте сомнения: Моя воля – воля царская – созывать выборных от народа – непреклонна. Пусть установится, как было встарь, единение между царем и всею Русью, общение между мною и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам. Я надеюсь, вы будете содействовать Мне в этой работе».

В адресе съезда упоминалось о необходимости созыва народных представителей для решения вопроса о войне или мире, но ни у кого из делегатов (как выразился А. С. Суворин) «не повернулся язык» заговорить о прекращении войны, когда государь упомянул о бедствиях войны, «которые еще необходимо предвидеть». Казалось, общий язык был найден. Но на самом деле князь С. Н. Трубецкой не выражал настроений не только интеллигенции, но даже и большинства организованных земских деятелей…

Легальная левая печать вынуждена была ограничиться туманными язвительными намеками, но заграничные органы обрушились на князя С. Н. Трубецкого. «Набор византийских фраз… в этих плевелах словесных изворотов трудно отыскать пшеницу», – восклицал в «Освобождении» некий «Старый земец». ^[86]

Вскоре после приема 6 июня в газетах появились первые сведения о проекте представительного собрания, который разрабатывался на основании рескрипта 18 февраля. Стало известно, что речь идет о совещательном органе, носящем название Государственной думы. Старый термин «Земский собор», выдвигавшийся с осени 1904 г., был оставлен: условия слишком изменились с XVII в. для воскрешения старых форм и старых названий.

Государь принимал в июне и другие делегации – от Курского дворянского собрания, от 26 губернских предводителей дворянства, от Союза русских людей. Граф А. А. Бобринский и граф Шереметев призывали государя не отказываться от принципа сословных выборов. Однако по главному вопросу момента и в заявлении Союза русских людей, и в записке 26 предводителей дворянства говорилось почти то же, что в речи князя С. Н. Трубецкого. «Государь, – писали 26 губернских предводителей дворянства, – одно только может утешить раздражение и успокоить общество – немедленный приступ к созыву народных представителей».

Созыв Государственной думы был предрешен: сам государь внутренне сомневался в полезности этого шага, но, видя, насколько всеобщим становится это стремление, только старался обставить «опыт» известными предосторожностями, чтобы не открыть шлюзы перед революцией.

* * *

В июне было несколько революционных вспышек. В Лодзи, где с начала года не прекращались забастовки и отдельные убийства, 5 июня произошло столкновение рабочей толпы с войсками; убито было 12 человек. Их похороны стали поводом для настоящего восстания. Польская социалистическая партия и Бунд стали во главе движения. Борьба на баррикадах, стрельба из домов продолжались четыре дня (с 10 по 13 июня). Десятки тысяч мирных граждан бежали из города. По неполным официальным сведениям, убито было свыше 150 человек, ранено около 200. Лодзинские события стоили больше жертв, чем 9 января.

Не успело кончиться восстание в Лодзи, как начались рабочие волнения в Одессе (12 июня); объявлена была всеобщая забастовка; бастующие задерживали поезда, высаживая из них пассажиров; район порта оказался во власти революционной толпы.

14 июня на самом новом броненосце Черноморского флота «Потемкин-Таврический» команда, под предлогом выдачи несвежего мяса, восстала, зверски перебила большинство офицеров во главе с командиром и, подняв красный флаг, направила броненосец на Одессу, где в то время как раз происходили волнения.

15 июня «Потемкин» под красным флагом появился в Одесском порту. Положение стало угрожающим: тяжелые морские орудия могли разнести любое здание в городе. Войска, оцепив кордоном район порта, предотвратили дальнейшее распространение бунта; в гавани, где не было власти, начались пожары и грабежи.

17 июня к Одессе подошла Черноморская эскадра из четырех броненосцев. «Потемкин», пользуясь своим более быстрым ходом, прорезал строй эскадры – и не только его при этом не обстреляли, но еще один броненосец, «Георгий Победоносец», последовал за ним. Офицеров (кроме одного, который покончил с собой) отослали на берег на паровом катере. Возникала небывалая «революционная эскадра» – кроме двух броненосцев, в ней состоял и один миноносец.

Но уже 18 июня среди матросов «Георгия» началось отрезвление. Они не пошли так далеко, как потемкинцы; они не пролили крови. Им было легче вернуться на путь долга. Напрасно потемкинцы грозили пустить ко дну «Георгия»; его команда привела свой корабль в Одесский порт и вступила в сношения с военными властями. Уже 20 июня офицеры вернулись на броненосец, а главные участники бунта (несколько десятков человек) были арестованы.

«Потемкин» еще странствовал несколько дней по Черному морю, но он оказался на положении пиратского судна: все гавани были ему закрыты. Только насилием мог он добывать себе уголь, воду и пищу. Попытка зайти в Феодосию 22 июня показала матросам безнадежность их положения: население массами бежало за город, а солдаты, рассыпавшись цепями, обстреляли десант потемкинцев, вышедший на берег за водой и углем. На одиннадцатый день с начала бунта, 24 июня, «Потемкин» явился вторично в румынскую гавань Констанцу; там команда вышла на берег и сдалась румынским властям, которые обещали не выдавать ее. Разделив между собою судовую кассу, потемкинцы разбрелись по Европе, а броненосец был возвращен русским властям.