А спускалася во погребы глубокие,
Да намерила она чару зелена вина,
Невелиху-немалу — полтора ведра,
Еще клала коренья да зелья лютого:
Загорелося во чаре да во серебряной,
Середи-то есть чары да есть пламя мечет,
По бокам-то есть чары да искры сыплются.
Выходит на гридню да на столовую,
Выносит она чару да зелена вина…
[…]
Говорит тут Скопин да сын Михайлович:
«А выпить мне та чара — живому не быть,
А не выпить мне чара — виновату быть».
[…]
Он понадеялся на силу на могучую,
На свою ли удачу да богатырскую,
Он пьет эту чару да за единый дух.
Сидит тут Скопин скоро не по-старому,
Не по-старому Скопин сидит, не по-прежнему,
Повеся он свою держит буйну голову,
Скакал ли со лавки, с дубовой доски,
Через те еще столики дубовые,
Он падал на середу кирпищат пол.
Да на то были русски-те богатыри,
Скочил еще стар казак Илья Муромец,
Подхватил он Скопина да за праву руку,
А скочил тут Добрынюшка Никитич млад.
А Добрыня-то хватил его за леву руку,
Поставили они его на резвы ноги.
[…]
Да скоро привели попов, причетников,
Да покаялся Скопин сын Михайлович,
Повалили его на лавку на брусчатую,
Повалили под иконы под святы его.
Немножко прошло да тут времечка,
Преставился Скопин сын Михайлович,
Да сделали ему гроб да, право, вечный дом,
Наверх обтянули да хрущатой камкой,
Да хоронили Скопина сына Михайловича,
Погребли, похоронили да добра молодца.