Было решено, что при сохранении всех командных рычагов в политической сфере можно допустить частичную демократизацию и «товарную экономику» с относительно свободным действием объективных экономических законов. В странах «реального социализма» ничего подобного в то время не было, и здесь югославы были первопроходцами. В отдаленном виде это напоминало только уже забытые идеи НЭПа, апробированные в СССР в 1920-х годах.
Одним из важных решений югославских властей был отказ от планирования в форме государственных приказов и переход к средствам экономического принуждения. Управлять предприятиями (по крайней мере, так провозглашалось) должны были сами трудящиеся через создаваемые ими рабочие советы. Для этого в 1950 г. был принят Закон об управлении государственными хозяйственными предприятиями со стороны трудовых коллективов (в обиходе – «закон о передаче фабрик в управление трудящимся»). От этого закона и ведется традиционно отсчет начала внедрения самоуправления в Югославии. Чуть позже произошел отказ от насильственного объединения крестьян, нерентабельные трудовые задруги были распущены, принудительные закупки отменены.
На VI съезде КПЮ в 1952 г. (считающемся наиболее либеральным в ее истории) преобразования дошли и до самой коммунистической партии. Был провозглашен принципиально иной подход к ее деятельности: переориентация от административно-командных методов к преимущественно политическому и идейному влиянию. Партия по аналогии с одноименным обществом Маркса получила новое название – Союз коммунистов Югославии (СКЮ). Из высшего партийно-государственного руководства страны с решениями съезда не был согласен только А. Ранкович.
Но он волновался напрасно. В реальной жизни СКЮ сохранил всю полноту власти в стране, использовал прежние методы воздействия на общественное развитие, номенклатурную систему подбора кадров и т. п. Югославия оставалась, без сомнения, партийной державой, а речь на VI съезде шла скорее о благих пожеланиях, о придании партийной гегемонии более привлекательного внешнего вида. Тем не менее, даже сама постановка вопроса о роли партии еще при жизни Сталина была большим шагом вперед. Можно сказать, что уже в этот период страна от тоталитаризма начала двигаться в сторону авторитаризма.
В то же время сам Тито ни на йоту не изменил своего поведения. Более того, он вел поистине монарший образ жизни: активно пользовался десятками вилл и дворцов, оставшихся от королевской семьи, во всех уголках Югославии в самых живописных местах для него строились также новые резиденции. Он окружил себя роскошью, обожал охоту, чистокровных лошадей, дорогие автомобили, яхты, гонялся за модой и т. п. Его родной городок Кумровец стал местом поклонения, а в доме, где он родился, был устроен музей. В честь Тито назывались города, улицы и трудовые коллективы. Издавались почтовые марки с его изображением. День его рождения был объявлен государственным праздником – Днем молодежи.
С культом личности Тито фактически не боролись, делая для него исключение. Когда в 1953 г. старые названия вернули многим городам, улицам, фабрикам (они были переименованы в честь живых функционеров, и это было признано ошибочным), все переименования в честь Тито были сохранены
[94]. И если на V съезде КПЮ его делегаты еще ограничивались пением «Интернационала», то на VI, «либеральном» съезде партии они уже распевали «Товарищ Тито, мы тебе клянемся»
[95].
Резкий поворот в строительстве социализма в Югославии получил закрепление в конституционном законе 1953 г. об основах общественного и политического устройства (фактически – новая конституция). Конституционный закон провозгласил самоуправление основой всей экономической и общественной жизни страны. В качестве второй палаты во всех представительных органах от общины до федерации вводились веча производителей (депутаты в него избирались не от всех граждан, проживавших на данной территории, а от всех занятых в сфере материального производства). В федерации и республиках вместо самостоятельных правительств создавались исполнительные веча в качестве особых комитетов скупщин, обязанные проводить утверждаемую в представительных органах власти политику. Конституционный закон готовился под руководством Э. Карделя, который выступал за более заметную демократизацию режима. Но политическую систему Тито менять не позволил
[96].
Процессы демократизации и дебюрократизации, начатые в Югославии, влияли, естественно, на межреспубликанские и межнациональные отношения. Эти процессы инициировали децентрализацию и перенос некоторых функций федерального центра на уровень республик, а с уровня республик – на уровень автономий. В частности, на большую самостоятельность республик повлияла определенная децентрализация в сфере финансов. Еще осенью 1949 г. разработчик первого югославского пятилетнего плана Б. Кидрич прямо требовал «передать республикам все что возможно». Правда, вскоре он первым заметил, что теперь уже республиканское руководство становится средоточием «бюрократического централизма» и что децентрализацию не нужно понимать как «укрепление республиканского суверенитета». Впрочем, переломить тенденцию не удалось. Казалось, что к этому особо и не стремились. Тот же Кидрич в апреле 1951 г., выступая в скупщине, вполне удовлетворенно отмечал: «Сегодня наши народные республики в полном смысле этого слова управляют всем хозяйством на своей территории. В оперативном управлении союзной власти остались только те отрасли, которые централизованы по своей экономической и технической природе»
[97].
Стали раздаваться голоса и о большей самостоятельности югославских народов. Если раньше больше подчеркивалась их общность, то теперь стали обращать внимание на различия. При принятии конституционного закона Кардель прямо указывал, что «единое социалистическое югославянское сообщество» не имеет ничего общего с теориями о «слиянии югославянских народов в одну югославскую нацию». Он подчеркивал, что «старая пресловутая теория так называемого “интегрального югославизма” была и останется в будущем настолько реакционной, насколько и неосуществимой»
[98]. В отличие от него Тито, по свидетельству Джиласа, все-таки верил, что все народы Югославии когда-нибудь сольются в одну нацию
[99]. Как видим, в данном вопросе Кардель посмел разойтись во мнении с самим Тито.
Поворот к самоуправлению был воспринят в стране неоднозначно. Для многих югославов была еще свежа в памяти помощь Советского Союза в годы войны, а советская модель продолжала оставаться эталоном. За резолюцию Информбюро и против нового курса Тито высказалось более 55 тыс. коммунистов из 468 тыс. членов партии, то есть почти каждый девятый. Недовольные были подвергнуты репрессиям. Печально известным стал, например, концлагерь на острове Голый (Голый оток) в Адриатическом море – югославских Соловках. Заключенных там заставляли издеваться друг над другом, и это цинично называлось «самоуправлением». Только через два острова – Голый и Свети-Гргур – прошло более 16 тысяч человек. Из них, по данным З. Раделича, было 12 участников Октябрьской революции в России, 36 участников гражданской войны в Испании, 268 коммунистов с довоенным стажем, 23 союзных и республиканских министра, 99 заместителей министра, 36 союзных депутатов, 6 генералов
[100]. Около 5 тыс. югославских граждан остались в СССР и других странах «народной демократии»
[101].