Условия, предлагаемые той и другой стороной, были таковы, что соглашение легко могло бы последовать, если бы только не заключалось в них одно обстоятельство, которое являлось для него главным камнем преткновения: ни Иоанн, ни Баторий не хотели отказаться от владения Нарвой. Король понимал, что она представляла собой пункт, дававший врагу возможность сноситься с Западной Европой, получать оттуда все то, что могло еще более усилить его могущество, пункт, из которого враг без большого труда мог завладеть опять Ливониею. Не считая по этим причинам возможным для себя уступать Нарву, Баторий и решил продолжать борьбу
[676].
А Иоанн в это время стал возлагать надежды не только на успешность своих дипломатических комбинаций ввиду того, что папа соглашался быть посредником в распре его с Баторием, но стал надеяться и на более счастливый для него оборот дел на театре войны. Послы и агенты его, находившиеся в Литве, донесли ему из Польши, что король не подготовлен еще к борьбе, что у него собрано еще мало войска, что внимание его могут отвлечь дела в Трансильвании, возникшие вследствие смерти трансильванского воеводы, Баториева брата, и т. п.
[677]
Все это так приободрило Иоанна, что он сделал попытку открыть наступательные действия против врага. По его приказанию, отряд войска, достигавший 45 000 человек
[678], должен был произвести нападение на оршанскую область и завладеть Оршей
[679]. Отряд этот, переправившись через Днепр (25-го июня), сильно опустошил окрестности Дубровна, Орши, Шклова, сжег предместья Могилева и, сделав неудачную попытку поджечь крепость этого города, возвратился назад за Днепр, направляясь к Радомлю и Мстиславлю и производя по пути также опустошения
[680]. Другой московский отряд в 2000 человек устроил засаду в лесу поблизости Велижа, чтобы напасть на литовские области, когда Баторий двинется в поход, но был разбит отрядом польских всадников (в 300 человек) под начальством Домбровского, а потому принужден возвратиться назад
[681]. Королевские войска, находившиеся в восточных областях государства, отстояли могилевский замок, но по своей малочисленности не были в состоянии остановить движение неприятеля
[682]. Оно сильно обеспокоило Батория, так как у него войска не были еще собраны. Сборы на войну, по обыкновению, тянулись весьма медленно
[683]. Баторий, прибывший в Вильну
[684] для того, чтобы сделать необходимые приготовления, хотел двинуться в поход еще в мае, но должен был отложить выступление до 20-го июня, ибо солдаты собирались весьма неохотно, требуя уплаты выслуженного жалованья
[685]. А у короля не было денег; между тем сумма долга одному войску простиралась до 300 000 золотых. Налоги уплачивались в казну, как обыкновенно, очень медленно. Поэтому Баторий принужден был, как и в прежние годы, делать займы. Маркграф анснахский одолжил ему 50 000 золотых и подарил 30 000; бранденбургский курфюрст дал в ссуду тоже 50 000
[686].
Баторий преодолел очень скоро все затруднения, мешавшие ему выступить в поход. К концу июня в Вильну собралось к нему значительное число воинов, больше всего Венгров (свыше 10 000 человек). Поляков и Литовцев было еще мало
[687], но и они постепенно, хотя и медленно, являлись к королю, когда он уже был в походе.
Из Вильны Баторий выехал, как и предполагал, 20-го июня и прибыл 1-го июля в Дисну
[688]. Тут он получил сильно встревожившее его известие о нападении Москвитян на оршанскую область. Медленность, с какой собирались воины, приводила его в сильное негодование. Когда один поручик явился просить уплаты жалованья, король послал спросить его, прибыл ли он со своей ротой. Тот ответил, что он оставил роту на бивуаке. Баторий в гневе разбранил офицера, приказал ему приводить свой отряд поскорее и прибавил: «Таких воинов посылать только на виселицу!» (Certe digni sunt patibulo tales milites»)
[689].
Чтоб обезопасить восточные области от новых нападений врага, король выслал тотчас же троцкого каштеляна Христофора Радзивилла и приказал ротмистрам, находившимся в пограничных пунктах, соединиться с ним, вследствие чего составился довольно значительный отряд в 3000 человек
[690].