Правда, сейм заявлял королю, что он одобряет двойной налог уже в последний раз, но, очевидно, только с тою целью, чтобы показать королю, как затруднительно в финансовом отношении положение государства, и склонить его к скорейшему окончанию войны
[653].
Поддержанный сеймом, Баторий мог с еще большею решительностью настаивать на требованиях, которые он предъявлял врагу. Московские послы прибыли, как нам известно, за королем в Варшаву, где они ждали новых полномочий от своего государя. Иоанн дал эти полномочия, но они были таковы, что мир не мог состояться. Питая надежду на дипломатическое вмешательство императора и папы, с которыми он вел в это время переговоры, московский государь прислал с гонцом Репчуком Климентьевым к королю письмо, в котором он выражал только желание продолжать переговоры, но о новых условиях, на которых он соглашался их вести, в письме ни слова не говорилось
[654]. Эти новые условия гонец должен был, вероятно, сообщить, по приказанию царя, непосредственно послам, но он не мог этого сделать, так как его не допускали сообщаться с ними, держа его под бдительною стражею. Гонец прибыл в Варшаву после возвращения к Иоанну посольства, которое ездило от него к императору. Эти переговоры царя с императором казались Баторию весьма подозрительны. До короля доходили слухи, что Иоанн признал над Ливониею сюзеренное верховенство императора и получил за значительную денежную сумму разрешение набирать солдат в Германии. Все это возбуждало подозрительность короля, и он не позволял Иоаннову гонцу сноситься с московским посольством
[655].
Однако в самом письме царя заключалось полномочие продолжать переговоры, очевидно, на условиях незначительных уступок в Ливонии. Послы и стали действовать в таком духе. Получив на торжественной аудиенции у короля согласие на возобновление переговоров, они заявили сначала на совещании с сенаторами, которых король назначил для этой цели
[656], что желают узнать, на каких условиях король готов заключить мир, но получили уклончивый ответ. Тогда они сказали, что могут с своей стороны представить только те условия, которые они предлагали в Невеле. Вследствие этого возникли долгие и бесплодные прения. Сенаторы напомнили послам, что невельские условия уже весьма решительно были отвергнуты королем. Как же он может принять их теперь, когда он произвел уже значительные издержки на продолжение борьбы, виновником которой является московский государь? Послы стояли на своем; они хотели узнать предварительно, что с своей стороны может и желает предложить король. Ввиду этого виленский каштелян Волович заявил, что уступка всей Ливонии представляет собою необходимое условие, которое легко устранит иные препятствия, мешающие заключению мира. На это послы возразили, что об уступке Ливонии они и подумать не смеют и могут предложить королю еще один только замок Вольмар. Эта уступка показалась сенаторам смешной. Московский государь отнял у Речи Посполитой как бы одним ударом обширные области, а теперь послы его как бы в насмешку уступают по одному замку. Кончилось тем, что король пригрозил посольству отправкой назад, если оно будет дальше поступать подобным образом. Но угроза не произвела желанного впечатления, поэтому переговоры были прерваны и послы отвезены за Вислу, в местечко Брудно, туда, где было их местопребывание
[657].
Король прервал переговоры, но приводить свою угрозу в исполнение считал еще пока делом преждевременным, так как он не был уверен, поддержит ли его сейм настолько, что можно будет энергически продолжать войну: вопрос о налогах пока еще только обсуждался, но не был разрешен окончательно.
Вследствие этого посольству дана была особая аудиенция (13-го февраля) и устроено новое совещание об условиях мира, но и оно не привело ни к какому результату. К прежним уступкам послы прибавили еще крепости Режицу, Люцен и Мариенгаузен
[658], наконец, согласились отдать королю все те крепости, которыми Иоанн завладел в Ливонии со времени вступления Батория на польский престол, однако под условием возвращения царю тех пунктов, которые Баторий в прошлом году завоевал. Переговоры снова были прерваны, и Баторий мог их уже прервать окончательно, так как он добился от сейма одобрения такого налога, какого он желал. Сначала был отпущен (16-го февраля) московский гонец Репчук Климентьев, через которого Баторий переслал Иоанну письмо с заявлением, что мириться с ним он не может, ибо в Ливонии остаются еще царские люди
[659].
Затем последовал отпуск послов. Они просили разрешить им еще раз посовещаться с сенаторами и, получив это разрешение, заявили, что готовы уступить – вопреки своим полномочиям – небольшие замки Салис и Перкель. В заключение они сделали попытку заключить перемирие на полгода на условиях uti possidetis
[660]. Но, конечно, эти предложения были отвергнуты. Мало того, при самом отпуске послов Баторий дал им понять, что теперь одна Ливония его не удовлетворит, что придется московскому государю свести с ним еще иные счеты, ибо он считает северскую область, Смоленск, Псков и Великий Новгород своей собственностью
[661]. Это заявление не было со стороны Батория простой только дипломатической угрозой, высказанной с той целью, чтобы сделать противника уступчивее; в случае успеха на театре войны оно могло бы обратиться в требование sine qua пои заключения мира
[662].