Невезучие - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Устименко cтр.№ 78

– Говори! – с нажимом приказал Зорган, многозначительно указывая на приготовленные для костра дрова. – Поведай нам волю богов!

Несколько минут девушка молчала, медитативно покачиваясь и полоумно улыбаясь. А затем ее рот приоткрылся, и из него полился неудержимый поток торопливых слов:

Питая зависть, мрак и злобу,

Он проторил себе дорогу,

Убил приемного отца,

Примерив маску подлеца.

К себе, в преступную кровать,

Он уложил родную мать,

Над братом закатил процесс,

Скрывая мерзостный инцест.

Ведь ручку тонкого кинжала

Его рука в ночи держала,

Корону слишком он любил

И повелителя – убил.

Он нам в маркграфы не годится,

Его отправим на Ледницу,

Рассудит пусть богиня-мать,

Кому владыкой должно стать…

Зорган буквально остолбенел от подобной дерзости. Как, девчонка не убоялась смерти и пошла против его воли?!

– Она врет! – истошно завопил он. – На костер ее!

– На костер сумасшедшую лгунью! – заревела покорная его воле толпа.

Палач вытащил из клетки лишившуюся чувств ведьму и привязал к обложенному дровами столбу.

– На виселицу Вольдемара! – продолжал безумствовать Зорган.

Несчастного юношу водрузили на хлипкую скамеечку, а на шею ему накинули жесткую пеньковую петлю.

– Жги! – оглушительно скомандовал виконт, указывая на ведьму. – Она станет первой!

Палач послушно поднес факел к дровам, щедро политым смолой.

– Стойте! – Внезапно раздавшийся певучий и красивый голос нарушил напряженную тишину, погребальным покрывалом зависшую над площадью. – Именем королевы Смерти приказываю вам остановить казнь!

Толпа удивленно расступилась, образуя свободный проход, по которому спокойно шел высокий, горбатый, но сказочно прекрасный юноша. В руках он сжимал отнюдь не рапиру или топор, а маленькую эльфийскую гитару.

Незнакомец остановился перед эшафотом, обвел холодным взглядом выжидательно притихшую толпу, тронул серебристо зазвеневшие струны гитары и проникновенно запел:

На площади у собора нынче как в праздник людно!

Колокол на соборе – лениво звенит и нудно…

Может – то звук набата? Может – простят долги?

В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

Может – она чумная? Может – отнюдь не девица?

И странно, что не мутнеет в чаше святой водица.

Косы ее, церковник, наголо состриги…

В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

Палач выронил из рук факел и испуганно попятился. Народ начал переглядываться и перешептываться, словно выплывая из глубин тяжелого, кошмарного сна.

Видишь – трепещет венка! Крепка становая жила!

«Люди, она мне мужа – взглядом приворожила!»

Все истерички-бабы сейчас для нее враги…

В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

Присутствующие на площади женщины протяжно и покаянно завыли, осознав, что чуть не совершили непоправимое. Мужчины недовольно качали головами и прятали повлажневшие глаза. Дворяне смущенно прикрывались платками, а дамы – веерами.

Заметь, головы не клонит, видимо – мало били,

Что же ее в застенке, гордую, не сломили?

Смотри, гробовую телегу к кострищу влекут битюги…

В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

– Разобраться бы надо! – призывно повисло над толпой. – За что ее били-то?! Люди, дивитесь, да она же еще совсем дитя!

Эй, а чего же люди взоры отводят стыдно?

Оклеветать девицу – это ли не обидно?

Хочешь святошей зваться? Значит, о ней солги…

В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

Люди смущенно замялись, виновато поглядывая друг на друга. На лицах многих появилось выражение типа – ой, чего это мы, словно с ума все посходили…

Глядите, она смиренно прощает вруна и позера,

И каплют слезами глазища – прозрачные как озера,

Девка, сорви веревки! Девка, от нас беги!

В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

Волшебный голос певца очаровывал, выжимая слезы из глаз самых заматерелых мужланов и бурные всхлипывания из глоток их жен, более привычных к брани и сквернословию. Кто-то уже лез на эшафот, намереваясь отвязать удерживающие девушку веревки. Оторопевший Вольдемар взирал на горбатого певца с немым изумлением и обожанием. Он даже не подозревал, что в мире могут существовать такой сладкозвучный голос, подобная сила внушения и настолько завораживающая песня.

Да только молва людская над нею сейчас не властна,

В рубище и лохмотьях – чиста она и прекрасна!

Бессильно навет стекает с хрупких девичьих плеч…

Братцы, она не ведьма! За что же ее нам жечь?

– Отпустите девицу, никакая она не ведьма! – единодушно провозгласил народ.

Дворяне слаженно махали головными уборами и надрывались здравицей: «Виват!»

– А-а-а! – вырвался из груди очнувшегося виконта Зоргана одинокий исступленный вопль.

Одним могучим прыжком Зорган перемахнул через перила балкона, спрыгнул вниз, подхватил валяющийся на земле непотушенный факел и сунул его в кучу дров.

Пламя костра взметнулось до небес…

Настегивая Орешка, я вихрем ворвалась на примыкающую к собору площадь. Гневно раздула крылья носа, спрыгнула с коня и вклинилась в толпу, беспощадно колошматя сгрудившихся зевак рукоятями обеих сабель. «Только бы никого не убить! – молнией пронеслось в голове. – А ведь хочется, ой как хочется! Хорошенькие же делишки творятся в этом славном городе, да еще почитай у самого алтаря богини Аолы!»

Представшая моему взору картина поражала воображение, отдавая некоторым налетом нездорового сюрреализма. Прямо готовая иллюстрация к труду одного сумасбродного монаха по имени Генрих Крамер, откопанному мною в библиотеке Нарронской академии и носившему красноречивое название «Молот ведьм», а точнее, являющемуся весьма подробным пособием по распознаванию и уничтожению дам, обладающих способностью к магии. Ничего не скажешь, завидное наследие досталось нам от наших далеких предков, проживавших в более просвещенные, но не менее беспокойные времена.

В центре площади возвышался свеженький, видимо, совсем недавно сколоченный эшафот, еще запятнанный запашистыми потеками янтарно-золотистой сосновой смолы. Перед сим зловещим сооружением застыл невероятно пригожий эльф в спускающемся до самой мостовой плаще, не успевший отвести пальцев от едва умолкнувшей маленькой гитары. Последний куплет его потрясающей песни я успела услышать. Надо признаться – впечатлил он меня изрядно, даже с учетом мой закоренелой нелюбви к поэзии, развившейся после исключения из академии. А прямо на моих глазах какой-то черномазый красавец, явно пребывающий в полном раздрае со своей больной головой, сиганул с увешанного коврами балкона второго этажа выходящего на площадь здания, подхватил горящий факел и решительно подпалил сложенные у столба дрова. Пламя костра взвилось до небес, сразу же охватив тоненькую фигурку привязанной к столбу девушки. Рядом истошно голосил и дергался второй приговоренный, имевший чрезвычайно благородную внешность, чего не смогли скрыть даже многочисленные синяки и ссадины, густо испещрявшие его лицо… Народ орал и визжал, похоже совершенно не соображая, что следует предпринять. В общем, на площади творилось гоблин знает что!