Невезучие - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Устименко cтр.№ 76

Но Лиззи четко знала – тот, чей лучезарный образ еще витал в замковых покоях, являлся ее богоданным избранником, завещанным самой судьбой. Невзирая на щит из каменных стен, ныне скрывающих его прекрасные добрые глаза и улыбчивые губы, она ощущала – юноши лучше него нет в целом свете. Девушка робко потянулась, мысленно пробивая толстые стены глухого каменного мешка, и ласково прикоснулась к его израненным разуму и плоти, утешая и согревая храброго страдальца. Такого же непоколебимого, как и она сама. Его выдержка и смелость ничуть не удивили юную волшебницу. Ведь это был он – истинный наследник древнего рода эйсенских эмпиров, он – последний маркграф и владыка, он – ее мечта и радость, он – Вольдемар дер-Сольен. И еще Лиззи понимала, что он умирает… Рыдая от жалости, она гордо отказала искусителю – всеми фибрами своей возмущенно трепещущей души клянясь до последнего предсмертного вздоха, до последней капли крови защищать молодого эмпира, служа ему верой и правдой!

Но сейчас ее, избитую и покачивающуюся от голода, опутали пропитанными заговорами веревками, мешающими колдовать, а затем впихнули в водруженную на телегу клетку. Зорган бросил на девушку последний холодный взгляд и злорадно усмехнулся.

– Решай, ведьма, – холодный голос виконта не выражал ничего, – у тебя остался последний шанс! Либо ты со мной, либо, – изверг криво усмехнулся, – взойдешь на костер! Поняла?

В ответ Лиззи непокорно вскинула голову, превозмогая болезненные уколы в висках, мучительно прищурилась, разглядела бледное пятно холеного мужского лица и плюнула в него…

Прошлогодний снег закончился… Вольдемар печально улыбнулся разбитыми губами и медленно перекатился на бок, стараясь не потревожить истерзанные мышцы, ноющие однообразно-надоедливой болью. Бесполезно – на его теле практически не осталось живого места, потому что все оно стало единой незаживающей раной. Впрочем, он давно уже привык к страданиям плоти, но страдания души доставляли несравнимо большие мучения. Сколько времени провел он в этом мрачном застенке – три дня, пять, неделю, месяц?.. Вольдемар сбился со счета, утратив ощущение дня и ночи. Последним его утешением оставался холмик прошлогоднего снега, медленно проседающий под теплом умирающего тела. Но теперь растаял и он… Это могло означать только одно – срок земного существования Вольдемара истек, настала пора умирать!

«В конце концов, это же так естественно, – отвлеченно утешал себя эмпир, неподвижно лежа не спине и пристально вглядываясь в серое пятно света, расплывающееся высоко над головой. Крохотный кусочек свободы, доступный пусть не телу, так хотя бы разуму… – Ведь проходит все: молодость, любовь, счастье. Значит, жизнь каждого человека тоже должна рано или поздно заканчиваться. Жаль только, что моя закончится столь мерзким образом…»

А что есть смерть в масштабах бытия?

Мы живы – миг. Но миг – и нас не стало…

Лишь мудрости, над вечностью паря,

Грустить о жизни как-то не пристало…

Мы все живем – кто как, а кто – никак,

Одни душой, другие – плоти для…

Ведь для одних душа – нелепый знак,

А для других – вершина бытия…

Строчки, такие проникновенные и уместные, сложились сами собой, и Вольдемар ощутил острое разочарование, оттого что не имеет возможности их записать.

– Я запомню твое чудесное стихотворение! – неожиданно шепнул нежный девичий голос. – Я друг, и я уже рядом…

– Кто ты?! – отчаянно выкрикнул узник, широко распахивая полуослепшие от темноты глаза. – Где ты?!

Ответа не последовало, но что-то теплое и мимолетное вскользь коснулось его израненного лица, даря успокоение и облегчение. Вольдемар застонал от неописуемого блаженства и радости преодоленного одиночества. Он понял, что жизнь еще не покинула его окончательно, и безудержно захотел любить, дышать, бороться…

– Я жив! – ликующе закричал он. – Вам меня не сломить!

– Глянь, эта сволочь еще и орет! – Серый круг наверху перечеркнула яркая вспышка света. – Щаз мы тебя оттуда вытащим, подлый отцеубийца, да кое-чем рот заткнем! – угрожающе пообещал грубый голос, и в камеру опустился острый железный крюк, привязанный к крепкой веревке.

Ржавое орудие тяжело упало на бок Вольдемара, впиваясь под ребро. Юноша вскрикнул, а затем прикусил губу от чудовищной боли, когда его начали поднимать со дна каменного мешка, попутно разрывая мышцы и ломая кости. Наконец пытка прекратилась. Эмпир лежал на полу и слезящимися глазами рассматривал двух тюремщиков, стоявших над ним с факелами в руках.

– Ну и воняет же он него! – брезгливо сморщился первый – дюжий, наголо обритый крепыш. – Никогда прежде не подозревал, что от благородного может смердеть, почище чем от простолюдина!

– А мы его помоем! – визгливо гоготнул второй и вылил на юношу ведро ледяной воды.

Вольдемар чуть не захлебнулся под обрушившимся на него потоком, жадно хватая ртом холодные брызги животворящей влаги.

Его окатили еще пару раз, а затем подняли на ноги и напялили на его исхудавший торс чистую полотняную рубаху.

– О, глянь-ка, Фролло, да он у нас опять красавчиком стал! – Здоровяк игриво дернул юношу за мокрую прядь длинных волос. – Слушай, а может, мы его того?.. Никогда не имел аристократа…

Вольдемар понял грязный намек и едва не задохнулся от нахлынувшего ужаса.

– Некогда нам с ним забавляться, – с сожалением признал второй стражник. – Его милость Зорган велел поторапливаться. А жаль, теперь наш подопечный выглядит так, что хоть на свадьбу его отправляй…

– Или на похороны! – весело подхватил напарник, после чего оба так и зашлись в приступе безудержного хохота.

– Иди давай, доходяга! – Отсмеявшийся Фролло подтолкнул узника в спину, выводя из камеры. – Виконт Зорган ждать не любит, а уж виселица – тем более!

Зорган взмахнул белым платком, настороженно следя за предсказуемой реакцией собравшейся на площади толпы. Спешно возведенный эшафот радовал глаз, потому что на нем соорудили полный набор для казни: и стройную красотку-виселицу, и приземистую уродливую плаху с лежащим рядом топором в футляре, и обложенный дровами столб, предназначенный специально для устрашения негодницы Лиззи. Право же, виконт Эйсенский знал толк в различных психологических уловках, безотказно действующих на жестокую, падкую до дармовых развлечений чернь. Отнюдь не являясь дураком, Зорган иногда задумывался – почему происходит так, что человеческое сердце гораздо легче и быстрее становится на путь зла, а добро отвергает с достойным лучшего применения пылом? Низменные чувства часто торжествуют над любовью, состраданием и жалостью. В большинстве своем люди всю сознательную жизнь остаются грубыми животными – завистливыми, жадными и корыстными. Они не умеют радоваться чужой радости и не выносят, если кому-то рядом с ними становится хорошо, зато с энтузиазмом встречают чужое горе. Они не признают справедливости, ибо готовы добиваться своего личного благополучия любым, даже самым нечестным способом. Они обожают наблюдать за чужой болью и безмерно боятся испытать свою. Они говорят – если у меня нет в жизни счастья, то пусть и у соседа его не будет. И они отчетливо понимают – воспарить над серостью и обыденностью трудно, намного проще опустить в нее другого человека, до предела извозив его в той грязи, из которой ты сам не способен выбраться. Все это понимал и Зорган! О-о-о, велик и всемогущ тот человек, который научился искусно манипулировать страстями толпы, ловко играя на ее насквозь продажных симпатиях и антипатиях. И вдвойне страшнее, если таких высот управления человеческим сознанием достигает истинный злодей, не ведающий пощады и милосердия!