Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - читать онлайн книгу. Автор: Зоя Ножникова cтр.№ 40

Впрочем, на пиру у Нащокина не было многого из подобных вещей: жена его не выходила к нам, собеседников было мало, да и то все подчиненные его воинской власти, изъявлявшие свое уважение к нему скромным молчанием. А сам он вовсе не глупый подражатель наших обычаев, с дружескою любезностью уволил нас от способа пить и закона напиваться допьяна».

* * *

Всякое бывает, подумал Барон, но такие малоприглядные картины описывались нечасто и почему-то почти только одним Мейербергом. Лучше снова почитать Олеария, который писал «О нашем ежедневном продовольствии и о продовольствии, назначенном по особой милости:

Едва успели мы в Москве сойти с коней и прибыть на двор наш, как через полчаса явились русские и доставили из великокняжеской кухни и погреба разных яств и питей, причем каждому послу, а также шести старшим служащим их напитки назначены особо. Для приветствования нас прислано было: восемь овец, тридцать кур, много пшеничного и ржаного хлеба, и потом еще двадцать два различных напитка: вино, пиво, мед и водка, один напиток лучше другого; их принесли тридцать два русских, шедших гуськом друг за другом.

Подобного рода провизия подобным же образом доставлялась нам ежедневно — однако только в половинном размере. У русских такой обычай, что послы в первый день своего прибытия, а также в дни, когда они побывают у руки его царского величества, постоянно получают двойное угощение.

В том же роде с этих пор ежедневно стали снабжаться кухня и погреб наши, пока мы находились Москве. Доставлялось нам:

Ежедневно:

62 хлеба, каждый в одну копейку или любекский шиллинг;

четверть быка;

четыре овцы, двенадцать кур, два гуся;

заяц или тетерев;

пятьдесят яиц;

10 копеек на свечи;

5 копеек на кухню.

Еженедельно:

один пуд (это значит сорок фунтов) масла;

один пуд соли;

три ведра уксусу;

две овцы и один гусь.

Напитков ежедневно:

15 кувшинов для господ послов и гоф-юнкеров, а именно:

три самых малых — водки;

один — испанского вина;

восемь — различных медов и три — пива.

Кроме того, для людей доставлялись:

одна бочка пива, бочонок меду и еще небольшой бочонок водки.

Это продовольствие доставлено было нам вдвойне не только в день приезда, а также в Вербное воскресенье, в день Святой Пасхи и День рождения молодого принца. Кушанья мы велели нашему повару готовить по немецкому способу. Нам не только услуживали люди, назначенные для службы при нашем дворе, но и приставы, приходившие ежедневно в гости к послам».

* * *

Касательно количества еды ни одной жалобы Барону не встретилось. Недоволен оказался только Не-вилль, но за триста лет — он один. Качество еды — дело другое. Не всем могли нравиться непривычные овощи, непривычные виды рыбы, непривычные напитки… Впрочем, к русским напиткам у иностранцев отношение было особое. Что, сколько, с кем пить — было одним из особо важных вопросов не только повседневного обихода, но дипломатического этикета и, если вдуматься, высокой дипломатии.

Многие приезжие (и прежде всего дипломаты, немало пившие по долгу службы) могли судить о напитках как большие знатоки. Венецианец Марко Фоскарино, знавший толк в винах, поскольку на Аппеннинском полуострове было вволю и собственного, и привозного вина, писал в середине XVI века:

«Не имея местных вин, московиты пьют привозные; поэтому употребляют их только в праздники, на пирах и при богослужении для причастия. Высоко ценится у них мальвазия ^[39], которую они пьют вместо лекарства или из хвастовства роскошью. Удивительно, что напитки они получают в бочках через снега Скифии, с Крита или из Кадикса. Взбалтываемые столькими морями, они ничего не теряют ни в запахе, ни во вкусе, разве что делаются еще лучше. Простой народ употребляет особый напиток из меда и хмеля, который, простояв в сосуде долгое время, делается еще крепче. У них в употреблении также пиво и напиток, приготовляемый из пшеницы, полбы или ячменя, как делают его немцы или поляки, и кто неумеренно пьет его, пьянеет как от вина. Они употребляют сок вишни, малины или черешни; он прозрачный, красного цвета и превосходный на вкус; они заботливо сохраняют лед и во время жары обыкновенно кладут в этот напиток».

Мало было проехать несчитанные сотни и тысячи миль пути, мало было выстоять под Москвой и дождаться въезда в город, надо было там еще разместиться. Иностранцы часто селились в Немецкой слободе на реке Яузе около ручья Кокуй. Посольства помещались в особом Посольском доме. Витсен описывал этот дом:

«Когда мы туда прибыли 25-го января, оказалось, что большой посольский двор, где мы пребывали, был совсем запущен, ремонт только начинали. Для посла были отведены четыре комнаты, а дворяне, офицеры и прочие члены свиты должны были разместиться в клетушках, стоящих вокруг двора. Когда мы спросили русских, по каким причинам нас так долго держат дома до приема царя, нам не назвали никаких иных причин, кроме: «Такова воля царя». Очевидно, это делают отчасти для того, чтобы подчеркнуть его величие, а также, чтобы посол, по обычаю их страны, ничего не знал о жизни во дворце; тем самым они окажутся в более выгодном положении».

Само собой разумелось, что, как писал еще Герберштейн:

«Русские посадили в дом людей, которые считаются знатными, блюсти и охранять нас, а по правде сказать, следить, чтобы никто не ходил к нам и от нас без их ведома. Были и другие люди, которые запирали, мели и топили дом. В конюшне были особые слуги, и особые слуги для колки дров и помощи на кухне. Все, что я привез с собой, этим я и располагал, например постельное белье, посуда и прочее. Корм для лошадей и все, до них касающееся, доставлялись мне также в изобилии. Когда однажды я купил живую рыбу, русские рассердились, считая это зазорным для своего князя, и выдали мне четыре живых рыбины».

С посудой у иностранцев дела обстояли по-разному. Некоторые, действительно, привозили собственные столовые приборы, но кухонная утварь, естественно, предоставлялась хозяевами.

Постельное белье, как его понимали русские, тоже предоставлялось в избытке: «ароматные тюфяки, то есть мешки из прочной ткани, набитые душистой высушенной травой и одеяла из шерсти или пуха».

Для тепла и мягкости на широкие и длинные лежанки, стоявшие у стен и часто к стенам крепко приделанные, клалась медвежья шкура. Барон отлично помнил эти лежанки, которые у русских назывались лавками. Люди высокого роста их особенно ценили. На них можно было вытянуться во весь рост, в отличие от кроватей, стоявших в домах европейских аристократов посередине спальни на сквозняке, который особенно хорошо гуляет в промозглых старых замках. Днем на лавках можно было сидеть, и тогда их покрывали коврами. Некоторые лавки были устроены так, что днем их можно было поднимать и на петлях крепить к стене. Почетным гостям — безусловно, всем послам и ближайшим секретарям — предлагались пуховые подушки.