Срединное море. История Средиземноморья - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 115

Более того, в ту же самую зиму Карл IX Французский также был весьма занят интригами против Филиппа, так сказать, на трех фронтах. В Нидерландах он оказывал всевозможную поддержку восстанию; в Средиземноморье строил планы, дабы взять под контроль Алжир (вполне возможно, что именно его махинации стали причиной того, что дона Хуана отозвали из-под Наварина); в Венеции и Константинополе его послы изо всех сил трудились, чтобы помочь заключению мира между султаном и республикой. К началу весны они преуспели в этом. Венеция не желала чего-либо подобного: со времен Лепанто она сделала все, что было в ее силах, чтобы не дать лиге распасться и убедить своих товарищей по союзу осуществить вместе с ней тотальный натиск, остановившись — с Божьей помощью — лишь у самого Константинополя, но потерпела неудачу. Филипп открыто выказал свою незаинтересованность, новый папа Григорий XIII вряд ли продемонстрировал большее участие. Покинутая союзниками, хорошо понимая, что продолжать войну в одиночку означало бы спровоцировать новые вторжения турок в Адриатику и, по всей вероятности, захват Крита — последнего ее оплота в Леванте, — она не имела иного выхода, кроме как принять предложенные ей условия. 3 марта 1573 г. договор был подписан. Венеция обещала, среди прочего, в течение трех лет выплатить султану 300 000 дукатов и отказаться от всех своих притязаний на Кипр.

Во владениях «католичнейшего короля» раздались крики ужаса. В Мессине охваченный яростью дон Хуан сорвал знамя лиги с верхушки мачты и поднял испанский флаг. Насколько прав был Филипп, говорили его подданные, не доверяя этим венецианцам! Они бы непременно предали его рано или поздно. Все произошло так, протестовали они, словно никогда и не была выиграна битва при Лепанто!

Так оно и было. Вопреки всему ликованию, радости и крикам, вопреки созданию великой легенды о Лепанто, существующей и по сей день, правда заключается в том, что одна из знаменитейших морских битв в истории человечества не имела никаких долгосрочных стратегических последствий. И те, кто стенал громче всего, должны бы были проклинать лишь самих себя.

После битвы при Лепанто — что любопытно — в Средиземноморье воцарилось спокойствие. Казалось, что весь гигантский бассейн каким-то образом истощил свои силы. До последней четверти XVI в. — хотя под конец этого периода государства северной Европы могли бы оспорить этот факт — Срединное море в самом буквальном смысле являлось центром западного мира. Теперь оно утратило эту роль.

Для Испании Христофор Колумб и те, кто последовал его путями, открыл новые — и восхитительные — горизонты. Ее права на Неаполь и Сицилию на юге и на Милан на севере ^[232] более не оспаривались; Сардиния также находилась под ее властью, а Генуя фактически стала испанским портом; учитывая все это, остальная территория Италии и Средиземноморья перестала интересовать ее. Правда, в 1601 г. она вместе с рядом итальянских государств (Венеция не входила в их число) отправила мощные силы — 70 галер и 10 000 человек, — чтобы захватить врасплох и занять Алжир. (Так как экспедицией командовал Джан Андреа Дориа, она была обречена на неудачу.) Однако главным образом внимание Испании сосредоточилось на западе и севере, где постоянные проблемы с Нидерландами и соперничество с Англией отнимали у нее почти все время.

Что касается Франции, то это было уже далеко не то королевство, что при Франциске I. Рискованные предприятия на юге стали для нее делом прошлого; дела пошли иначе: ее почти буквально раздирали на части так называемые религиозные войны, которые продолжались почти 30 лет и привели страну на грань распада. Даже в Италии было тихо — по крайней мере по итальянским меркам. Помимо Неаполя и папства, на полуострове находилось лишь одно сильное государство, а Венецианская республика была всегда слишком занята коммерческими делами, чтобы воевать без крайней необходимости. Между рядом итальянских городов-государств, как всегда, продолжалась междоусобная борьба, но по большей части она оказывала весьма незначительное — пусть и продолжительное — влияние на Средиземноморье.

Нужно упомянуть Османскую империю. Но даже у турецкой «колесницы Джаггернаута» ^[233], если так можно выразиться, иссяк пар. Великие дни владычества Сулеймана Великолепного давно прошли, а его наследник Селим Пьяница умер в 1574 г. соответствующей смертью — залпом выпив целую бутылку крепкого кипрского вина и поскользнувшись на мокром полу ванной. Правда, в том же году старый корсар, адмирал Килидж Али, отнял Тунис у испанцев — город и территории за ним стали османской провинцией, — однако это подвело итог приобретениям турок в Средиземноморье. Сын Селима Мурад III — взошедший на трон лишь после того, как приказал задушить пятерых своих братьев, — куда более интересовался землями, лежавшими за восточными границами его страны, и сосредоточивал свое внимание на Грузии и Кавказе. По-видимому, его наследники исходили примерно из того же самого, и так случилось, что в течение почти целого столетия турки почти ничего не предпринимали, чтобы изменить карту Срединного моря.

Единственная попытка в этом направлении, сделанная после взятия Туниса, последовала оттуда, откуда никто не ожидал. В 1578 г. племянник Филиппа II, упрямый Себастьян, молодой король Португалии, откликнулся (по до сих пор непонятным причинам) на призыв о помощи от шерифа Феса, незадолго перед тем изгнанного из города соперником, другим претендентом на власть. В свою очередь, Себастьян обратился к дяде, и тот с некоторой неохотой согласился поддержать его; таким образом, он смог пересечь Гибралтарский пролив с армией, состоявшей из испанцев и португальцев и насчитывавшей примерно 15 000 человек. 3 августа он достиг города Алькасеркивир; на следующий день обнаружилось, что его ожидает значительно превосходящая его мавританская армия, выступившая, чтобы сразиться с ним. У него не было выбора — пришлось драться, и в последовавшей битве погибли и он сам, и оба шерифа, и более 8000 его солдат. Прочие почти все попали в плен; спастись бегством сумело менее 100 человек.

Единственным, кто одержал подлинную победу в «битве трех королей», стал Филипп Испанский. Своими действиями Себастьян так ослабил и деморализовал Португалию, что два года спустя Филипп с легкостью смог поглотить ее, разом удвоив свои колониальные владения и получив весьма полезные гавани в Атлантике, а кроме того, торговый флот. Не ранее 1640 г. Португалия смогла вернуть свою независимость.

Филиппу суждено было прожить еще двадцать лет; он скончался в возрасте 71 года в 1598 г. Ни один король не относился столь серьезно к своим обязанностям; ни один не работал столь упорно. Не доверяя никому, он провел последние 40 лет жизни в Мадриде или в своем дворце Эскориале, лично вникая в каждую деталь деятельности правительства и администрации, не давая себе времени оторваться от рабочего стола и подольше задержать взгляд на окружающем мире. Исполненный какого-то болезненного благочестия, он был настроен выполнять то, что считал предначертанной ему свыше задачей: сохранять католическую религию. Во имя ее он мог быть безжалостным, жестоким тираном; но он любил книги и картины и проявлял себя — когда у него возникала такая возможность — любящим мужем и отцом. Он был женат четырежды (если перечислять по порядку, жены его были из Португалии, Англии, Франции и Австрии) и четырежды овдовел; однако у него родилось всего двое сыновей. Первый, душевнобольной, умер при несколько подозрительных обстоятельствах в тюрьме в возрасте 23 лет; второй — от последней жены — пережил его и стал Филиппом III. Главным достижением Филиппа II, по нашему мнению, явилось усиление военной мощи его державы на суше и на море; к 1570 г. его флот стал по крайней мере в четыре раза больше, чем во времена его отца. Но он был печальным одиночкой и подданные не слишком горевали о нем.