Напиток приятно освежал, и утренняя скованность отпустила Витю. Он с интересом слушал разглагольствования «юного» претендента на роль мирового судьи, как минимум равного Творцу, и ему казалось, что в чем-то он с ним согласен. Но вот в чем? Может, исключительно в той части, где был упомянут хомячок?
– Верните мне мою жену.
Джереми Рэм чуть не выронил фужер и обалдело уставился на соискателя бессмертия.
– Я не ослышался? Вы хотите, чтобы рядом с вами вечно околачивалось брюзжащее и всем недовольное создание, которое даже не способно качественно исполнить свой исконный супружеский долг? Так как в самый неподходящий момент интимной близости оно вдруг вспоминает, что шторы в гостиной не гармонируют с цветом ее нижнего белья. Которое цинично считает, что все созданное Творцом многообразие жизни создано исключительно для ее пользы? И стоило ради этого тащиться сюда? Неужели вам этого не хватало там?
Витя тяжело вздохнул и поднял глаза на собеседника.
– Мне хватало и там. И контракт я читал. Так что будьте любезны… Я настаиваю именно на этом варианте исполнения ваших обязательств.
Архивариус сжался, словно удав перед прыжком. Однако на его лице продолжала играть доброжелательная и лучезарная улыбка.
– А то что? Если мы не выполним условий контракта, вы его расторгнете? Да ладно, ладно, не напрягайтесь. Воля ваша. Что уж тут поделать. Любовь зла…
* * *
Боцман бросил недовольный взгляд на плоский экран визора, развернутый по всей стене его спальни, противоположной той, возле которой стояла обширная кровать с копошащимся на ней под тонким покрывалом женским телом. Он с детства не любил объемные изображения и везде, где только можно, старался использовать плоские экраны. Это у него пошло с того момента, когда в шесть с небольшим лет он, удобно устроившись у себя в комнате и вооружившись папиным ультразвуковым скальпелем, совсем уже собирался вырезать подлые глаза сестренкиной кукле, как перед ним внезапно возникла его мать. Конечно, это была только ее голограмма – но это уже не имело никакого значения. От неожиданности Павлик обделался. И потом ему еще долго было так стыдно и обидно за эту промашку, что он возненавидел все без исключения голопроекторы даже больше, чем своих родителей.
– Уголь? Ты чего? Я занят.
Визор моргнул и, слегка искажая голос говорившего, негромко прошелестел динамиками:
– Гони эту стерву. Она все равно через час обратно сама прибежит. Разговор есть.
Боцман с досады даже плюнул на блестящий полированный пол и повернулся к кровати. «Стерва» высунула голову из-под одеяла и продолжала медленно призывно стаскивать со своего голого тела легкую, хрустящую свежестью ткань накидки. Это была все та же сотрудница «HH», которая два месяца тому назад встретила их на границе «рая» и многообещающе предложила подписать контракты.
– Я уезжаю. Часа на два…
Он подобрал с пола свои порядком измятые джинсы и побрел в кабинку сухого душа. С парнями он не виделся два дня. Арик тогда лихо всех раздел в преферанс, выиграв больше пятнадцати часов всего за одну ночь. Вместе поиграть и поболтать они собирались два-три раза в неделю, обычно то у одного, то у другого. Их дома не были разбросаны по городу, и лететь на глайдере до любого из них было не больше пары минут. Так что куда сегодня его потащит Уголь, не имело никакого значения. Ночь начнется с разговоров о том, что сил больше нет торчать в этом проклятом «раю», а закончится, как обычно, или в кабаке, или он проснется с похмелья где-нибудь в совершенно незнакомом месте и с совершенно незнакомой теткой в постели. Или вполне знакомой…
Там, в адаптационном центре, Боцман попросил Ти Хоо назначить его директором местной тюрьмы. Но тюрьмы здесь тоже не было. Из предложенных ему вариантов: проекты «Адреналин», «Сексуальность» и «Свобода» – он предпочел выбрать «Адреналин». А посему уже на следующее утро они вместе с Углем, который, как оказалось, сделал аналогичный выбор, и еще дюжиной граждан были доставлены на вершину мраморной скалы, откуда начали по очереди сигать вниз. В группе было как минимум четыре девушки, и потому вся округа была заполнена их восторженным визгом. Прыжки со скалы под куполом, похожим на древний и вечный «Д-6», ни особенной радости, ни тем более острых ощущений у Боцмана не вызвали, но это было гораздо приятнее, чем сидеть за партой и заполнять бесконечные формуляры, отвечая на дурацкие вопросы. Зато традиционные вечерние посиделки, которые вот уже два месяца исправно происходили в узком кругу его бывших «неприятелей», он посещал с удовольствием…
– Ага, вот и опоздавшие! – Демид восседал на голове бронзового бюста с натянутой на его блестящую лысину подушкой. Арик, на правах первым пришедшего гостя, занимал единственное в этом доме предназначенное непосредственно для сидения место – большой кожаный пуф, потертый и неоднократно чем-то облитый, но вполне еще пригодный для эксплуатации. Между ними стоял выдранный из кухонного комплекта, но ни разу не использованный по назначению небольшой холодильник, на котором уже лежала колода карт и листок бумаги с аккуратно выведенными на нем полями «гора», «пуля», «висты». Дождавшись пока Боцман поздоровается, Арик активировал панель коммуникатора и не торопясь начал выбирать на нем пункты с указанием продуктов из меню ближайшего пищевого павильона, осуществляющего круглосуточную доставку. При этом он, как обычно, что-то бормотал себе под нос про тетю Розу и дядю Хаима.
– Вот до сих пор не пойму, почему у «Хед Хантеров» в столовке нет автораздачи непосредственно на столы. Это ведь во всем человеческом космосе совершенно обычное дело… Сдается мне, что тот, кто все это затеял, уже там, в столовке, заявлял таким образом вновь прибывшим, что ему ровным счетом наплевать и на них, и на то, чем они будут здесь заниматься… Да и вообще на все.
Уголь, появившийся сразу вслед за Боцманом, окинул взглядом огромное пустое помещение «гостиной» Демидова жилья, больше похожего на авиационный ангар. Демид, в отличие от остальных присутствующих, потратил на его возведение не больше трех часов. Он просто пришел в офис размещения и, отодвинув в сторону все их масштабные и вычурные проекты, заявил: «Вот здесь поставьте столбы, а вот здесь положите на них крышу». Даже его толчок, тоскливо поблескивающий белым кафелем в дальнем углу «ангара», не был отделен от «гостиной» ничем, кроме пустого пространства. Где и как Демид спал и спал ли он вообще – до сих пор для всех посетителей этого гостеприимного дома оставалось загадкой. Две уже пустые бутылки из-под водки стояли в метре от «бюста-табурета», третья, початая, стояла на холодильнике между картами и разлинованным листом. Демид, подхватив початую бутылку, приложился к ее горлышку, нырнул носом в рукав перепачканной кетчупом рубахи и, крякнув, кивнул вошедшим.
– Рад приветствовать честную компанию. Падайте, кто где может.
Выбор был небольшой. Боцман, не задумываясь, уселся левее от пуфика с Ариком, прямо на коврик, который он предусмотрительно прихватил еще возле входной двери. Эту позицию он выбрал с мыслью, что если ему и не удастся отыграться, то он как минимум сумеет испортить игру хитропопому еврею. Уголь, матерясь, побрел по ангару искать ту пустую коробку из-под водки, на которой он сидел неделю назад. Пискнул коммуникатор Арика, сообщая о прибытии заказа. Удостоверившись, что на занятый им пуфик уже никто не претендует, он поднялся и пошел к входной двери принять у прилетевшего дрона съестное. Демид еще раз хлебнул водки и поинтересовался, что там приволок дрон.