Солдаты очистили графине путь.
Переступив уже порог, она вдруг остановилась.
– Что-то не так? – почтительно спросил дез Адре. – Вам нужно что-то еще, сударыня? Я весь к вашим услугам; можете располагать мною!
Графиня колебалась.
Повернувшись в сторону барона де Ла Мюра и его друзей, она остановила свой взгляд на лице Филиппа де Гастина, и в это мгновение казалось, что с ее полуоткрытых губ слетит мольба о пощаде хоть одного из тех, с кем она еще час тому назад разделяла хлеб-соль.
Но тут внимание всех обратилось на индивидуума, которого Грендорж скорее внес, чем ввел в зал, и графиня скрылась, решив, вероятно, что не следует слишком долго испытывать терпение дьявола.
При виде спутника Грендоржа гости и родные де Ла Мюра вскрикнули от ужаса.
То был Клод Тиру, мажордом, которого барон и его семейство постоянно осыпали милостями; он-то, как уже знает читатель, и оказался изменником!
Презренный негодяй кинулся на паркет, стараясь скрыть свое бледное, искаженное лицо, стараясь не слышать порицания тех, кого он предал.
– Что с тобой, друг мой? – обратился к нему дез Адре. – Или тебе не нравится, что твой господин узнал, кому я обязан возможностью явиться на свадьбу его дочери без приглашения? Ну, так в этом он виноват сам; если б платил тебе за услуги так же хорошо, как я, то ты, конечно, не изменил ему! Вам урок, барон де Ла Мюр! Клод Тиру чрезвычайно любит золото, а вы не удовлетворяли этой любви – в должной степени. Что поделаешь? У всех у нас есть свои маленькие слабости! Должен, однако, сказать вам, что мне нелегко было склонить его в мою пользу… О, он вам очень предан, но все-таки золото занимает в его сердце первое место. Да ведь и то правда, что перед тысячей экю редко кто устоит. Как бы то ни было, но он поддался на мои веские аргументы – вот почему я смог свободно пробраться за ваши ворота, в то время как вы тут изволили веселиться и радоваться. Ваши люди были усыплены щепоткою опиума. Я в подобных случаях всегда употребляю опиум и нахожу это средство бесподобным; с его помощью можно завладеть самым крепким гарнизоном, не то, что вашим, барон, который не отличается многочисленностью… А что? Вы, разумеется, не ожидали, что я так скоро возобновлю свои… разбойничества, получив за них такой строгий выговор – по вашей, заметьте, инициативе – от герцога Анжуйского? Впрочем, ведь я ждал целый год и два месяца, чтобы возобновить их. Не мудрено, что мое терпение наконец лопнуло. Однако довольно болтать! Я только хотел, чтобы вы знали, кто вас предал, и теперь, прежде чем я приступлю к сведению наших счетов, покажу вам, как я обычно поступаю с изменниками, которых презираю не меньше, чем вы – клянусь честью! – когда достигаю, благодаря им, чего желаю.
Клод Тиру все еще валялся на полу; по знаку дез Адре двое солдат подняли его на ноги и крепко схватили за руки.
Иуда всех окидывал мутным, блуждающим взглядом.
– Клод Тиру, – промолвил дез Адре, – что я заплатил тебе за измену барону де Ла Мюру?
Несчастный молчал, словно онемев.
– Давай, Ла Кош!
Капитан вонзил острие кинжала в плечо изменника, который при этом страшно вскрикнул.
– Что я тебе, мой друг, заплатил за измену? – повторил дез Адре.
– Тысячу золотых экю, монсеньор.
– А! Вот ты и заговорил!.. Так ты признаешь, что я ничего тебе не остался должен?
– Ничего, господин, ничего!
– Что я вполне с тобой расплатился?
– Вполне.
– Знай же, что ты ошибаешься мой друг; я еще не вполне вознаградил тебя по заслугам, но не беспокойся: я поквитаюсь с тобой сию же минуту… В пляску, голубчики!
Прежде чем кто-либо из непосвященных смог понять смысл странного приказания дез Адре, старика подняли на руки и поднесли к окну; он еще мелькнул в воздухе и мгновением позже исчез во мраке.
– Ужас! – воскликнул барон де Ла Мюр, забывая, что столь жестоко наказали человека, предавшего его самого.
– Ужас! – повторили все его друзья, и мигом обнажились все шпаги.
– Тихо! – проревел дез Адре. – Или вы забыли, что наши делишки еще не закончены… долой шпаги, долой!
Никто даже не пошевелился.
– Вот как? Вы отказываетесь?! Тем хуже для вас! Солдаты, поучите-ка этих господ мудрости!
Десять аркебуз прицелилось, и раздался гром десяти пуль, ударивших в толпу и поразивших наповал восемь мужчин, одну женщину и пажа.
Пажа Бланш, Альбера Бриона, заслонившего собой молодую госпожу.
– Теперь вы меня послушаетесь? – спросил дез Адре голосом, покрывавшим стоны и вопли.
– Да, – ответил господин де Ла Мюр, – распоряжайся нами, убийца!.. Если ты жаждешь моей жизни, то бери ее, но пощади моих детей, мою жену, моих друзей!
– Солдаты, возьмите этот стол – он мне мешает! – приказал дез Адре, не отвечая барону.
Стол был отодвинут к окнам; при этом погасло несколько канделябров.
– Принесите факелы! – скомандовал дез Адре. – Ничего не видно!
Тигр желал во всех подробностях насладиться зрелищем поставленной им трагедии.
Четыре солдата, с факелами в руках, живыми кариатидами встали по обе стороны зала.
– Вот о чем я хочу просить вас, господа, просить, а не приказать, – снова начал дез Адре. – Я хочу говорить с вами всеми, но предварительно должен вам признаться, что меня ничто так не может вывести из терпения, как жесты моих собеседников, а потому прошу вас теперь подвергнуться одной формальности, хотя и довольно неприятной для дворян, но тем не менее необходимой; эта формальность состоит в том, что вам свяжут руки… Ну, господин барон де Ла Мюр и любезный граф де Гастин, не угодно ли вам будет подать прочим господам пример? Мне крайне грустно, что вы давеча вынудили меня к столь тяжелым аргументам, которые стоили жизни некоторым из вашего круга, – надеюсь, вы не заставите меня повторить их!
Ропот негодования ответил на предложение дез Адре.
Нет сомнения, что все скорее согласились бы умереть, чем подвергнуться бесчестью, тем более что оно и не гарантировало им жизнь; но у них еще теплилась надежда на то, что, согласившись на постыдное требование врага, они спасут своих жен, сестер и дочерей.
Они покидали шпаги.
– Сдаемся! – крикнули они.
– Но я не сдаюсь, – сказал граф де Гастин и обратился к Этьену и Полю, указывая пальцем на дез Адре.
– Этот подлец хочет не только нашей крови, но и чести, а вы слушаетесь его, покоряетесь ему?.. Вперед! Он просил меня подать пример – я и подаю! Вперед, друзья!
– Вперед! – повторили братья, воодушевленные словами зятя.
И, не глядя, следует ли кто за ними, трое мужчин ринулись вперед.
Тут уже не десять, но сорок аркебуз опустились, но Бланш и баронесса де Ла Мюр повисли на шее – первая – мужа, вторая – сыновей, – воскликнув: