Последние из Валуа - читать онлайн книгу. Автор: Анри де Кок cтр.№ 37

– Маркиз Альбрицци и шевалье Базаччо привезли с собой имитации самых красивых цветов Флориды – цветы эти сделаны по их наброскам. Они будут счастливы, если вы позволите им преподнести два букета этих цветов принцессам, что те раздали их присутствующим здесь дамам.

– Цветы! – воскликнул Карл IX. – Да пожалуйста, господа, можете преподнести ваши цветы принцессам.

Альбрицци и Базаччо обменялись взглядом с графом д’Аджасетом, державшимся у дверей бального зала.

Д'Аджасет вышел, но почти тут же вернулся в сопровождении двух пажей, которые внесли в зал покрытые газовой тканью корзины и поставили у ног будущей королевы Наваррской и герцогини Лотарингской.

Принцессы поспешно сорвали покровы и издали вопль восхищения, поддержанный всем сборищем, в том числе и мужчинами.

Эти преподнесенные итальянцами цветы – истинные произведения искусства – были золотыми. В двух корзинах их, восхитительных по форме и тонкости чеканки, было не менее сотни. При всем своем почтении к его королевскому величеству все дамы гурьбой сбежались к волшебным корзинам.

Король взял одну розу и одну анемону, изучил с видом знатока и, возвратив маркизу Альбрицци, сказал:

– Похоже, господа, вы уже покорили наш двор, и меня совсем не удивляет, что, увидев эти привезенные из Америки цветы, мои придворные пришли в такой восторг! Но я не стану лишать вам удовольствия лично разделить эти букеты между теми, кто имеет на это право. Можете сами раздать цветы; такова моя воля.

Его величеству не пришлось повторять это дважды; Альбрицци, припав на колено, подарил розу, выбранную ее супругом, королеве Елизавете, тогда как с тем же церемониалом Базаччо преподнес анемону королеве-матери.

Далее настал черед принцесс и их фрейлин.

Полная раздача цветов заняла у маркиза и шевалье, коим помогали носившие вслед за ними корзины пажи, около двадцати минут, но эти двадцать минут для всех пролетели как одно мгновенье.

Когда бал возобновился, каждая из дам имела на своем корсаже прекрасный образчик американской флоры.

Маркиз Альбрицци танцевал с мадемуазель Шарлоттой де Солерн, шевалье Базаччо – с мадемуазель Жанной де Бомон.

Полночь. В Лувре продолжался веселый праздник, хотя еще час назад, под предлогом невыносимой духоты, король удалился из бального зала в небольшую гостиную в компании двух или трех близких друзей.

Духота действительно стояла такая, что некоторые вельможи, отказавшись ухаживать за своими дамами, выбрали для них новых партнеров по паване и бранлю, перейдя к пассивному созерцанию того, как танцуют другие.

Он стоял, прислонившись к колонне, в нескольких шагах от королевы Елизаветы и время от времени устремлял глаза на ее печальное лицо, даже не подозревая, что за ним самим украдкой наблюдает из другого конца зала королева-мать.

К числу тех, кто не танцевал вовсе, относился и Рудольф де Солерн.

Тем временем заканчивался второй бранль; кавалеры сопровождали своих дам на места. Один из таких кавалеров – маркиз Альбрицци – подошел к Рудольфу де Солерну и фамильярно взял того под руку.

– Ужасно душно, любезный граф, не так ли? – промолвил он. – Не хотите ли выйти подышать свежим воздухом?

Рудольф де Солерн едва заметно нахмурился. Он видел Альбрицци всего лишь во второй раз в жизни – первый был на обеде, который давал у Ле Мора граф Лоренцано, – и, на его взгляд, их знакомство было не столь близким, чтобы оправдать такую фамильярность итальянца.

– Тысячу извинений, господин маркиз, – ответил он вежливо, но холодно, высвобождая руку, – но так как я не танцевал, то и не нуждаюсь, подобно вам, в свежем воздухе.

– Полноте! Уверяю вас, что небольшая прогулка пойдет вам лишь во благо. Пойдемте же!

– Что вы сказали?

Рудольф де Солерн резко выпрямился – сталкиваться с подобной настойчивостью ему еще не приходилось.

По-прежнему улыбаясь глазами и губами, но резко контрастировавшим с выражением его лица тоном, Луиджи прошептал, вновь беря Рудольфа под руку:

– Я непременно должен говорить с вами, господин граф, сейчас же. Непременно. Это вопрос жизни или смерти для мадемуазель де Солерн, вашей сестры, и вас самого.

– Вопрос…

К ним приближались несколько вельмож, среди которых был граф Лоренцано.

– Тише! – прошептал Альбрицци и, уже громче, весело повторил, увлекая за собой уже не сопротивлявшегося Солерна:

– Пойдемте же!

Они прошли через гостиные, где, переговариваясь вполголоса, прогуливались несколько парочек; одну из них составляли шевалье Базаччо и мадемуазель Жанна де Бомон.

Увидев их, Альбрицци улыбнулся себе в усы.

Тем временем, спустившись по парадной лестнице, граф де Солерн и его спутник оказались в коридоре, где слуги и оруженосцы ожидали своих хозяев и хозяек.

– Скарпа! – произнес маркиз.

Скарпаньино протиснулся сквозь толпу.

– Монсеньор?

– Где гондола?

– Там, куда вы приказали ее доставить, монсеньор.

– Хорошо! Проведи нас.

Скарпаньино повел вельмож за собой.

Гондола – настоящая венецианская гондола – была пришвартована к берегу, прямо напротив Лувра; ее охраняли четверо слуг, готовых в любую минуту взяться за весла.

Рядом с фельце ^[11] стоял высокого роста мужчина с длинной седой бородой, который приветствовал графа почтительным поклоном.

– Доктор Зигомала, мой врач и друг, – сказал Луиджи Рудольфу, который вернул поклон доктору.

Все трое сели на бархатную скамью под слабо освещенным изнутри разноцветными фонарями балдахином, между тем как Скарпаньино присоединился к гребцам, и гондола тихо поплыла вниз по течению.

– Прогулка по реке в такую прекрасную ночь, кажется, не может возбудить подозрения, – начал Альбрицци. – В любом случае здесь, между небом и водой, у нас имеется то преимущество, что мы можем не опасаться шпионов. Шпионов, которыми буквально кишит Лувр. Ах! Даже о стенах дворца его величества короля Франции можно сказать, что они имеют уши. И не только уши, но и глаза! Хе-хе! Что ж, а теперь…

– А теперь, господин маркиз, – перебил Рудольф взволнованным голосом, – я надеюсь, что вы потрудитесь объяснить мне значение тех слов, что я услышал от вас пару минут назад.

– Слов, которые я произнес, чтобы заставить вас следовать за мной.

– «Это вопрос жизни или смерти для мадемуазель де Солерн, вашей сестры…»

– «…и вас самого». Да, именно так, господин граф, и звучали мои слова.