Бабуля откинула
крышку громадного сундука, занимавшего добрую четверть её каморки и,
перевесившись через его край, надолго исчезла верхней половиной туловища в его
недрах, оставив на обозрение только свой обширный тыл, обтянутый тёмной
шерстяной юбкой.
— Погоди, погоди,
ага, вот оно! — глухо сообщала она из сундука результаты поисков.
Наконец она с
кряхтеньем выпрямилась и торжествующе показала мне глиняный горшочек. Этот, в
отличие от бутылок, был обвязан ядовито-зелёной тряпицей.
— Сейчас мы
его тебе на личико нанесём… — журчала знахарка. — И будет оно у тебя,
милая, как новенькое, ну такое распрекрасное, что все ахнут. Только надо
посидеть, подержать его. Так ты говоришь, к тебе не только Янтарный
ходил? — проявила она редкую осведомленность в моей личной жизни.
— Кто ко мне
только не ходил… — пробурчала я, морщась, потому что хвалёное средство
щипало, словно бабуля мне крапиву прикладывала. — Медбрат бы их всех
побрал!
— Да-да-да-да-да-да-да, —
понимающе зацокала языком знахарка. — Глазки-то закрой, удобнее будет.
— Больно! —
капризно сказала я. — Эти гады сами чуть друг друга не поубивали, да и мне
прилетело!
— От
того? — утвердительно спросила знахарка, чуть не мурлыкая от удовольствия.
— Ну, —
подтвердила я, понятия не имея, от кого того. — Тихий, тихий с виду, а
внутри-то бешеный!
— А ты,
милая, не тужи, — советовала мудрая бабуля. — Бьёт, значит любит.
— Ничего себе
любит! — возмутилась я. — А людей зачем калечить? Да ещё так? Мне со
Льдом ещё жить и жить под одной крышей, пока практика не кончится. Нет, ну нашёл
дурочку! С такой любовью — пусть катится на все четыре стороны. Мне и Янтарного
хватит.
— Он не со
зла… — стала уговаривать меня знахарка, очевидно, протежируя
«тому». — Ну, погорячился. Дела сердечные — они же такие, то ласка, то
таска. Он же сам — вылитый пожар, тебе ли не знать, — хихикнула она.
Так-так-так.
Ага-ага-ага… Моему лицу даже жарко стало под толстым слоем щипучей мази. Кто
это у нас как пожар?!
Кто Огрызок
подпалил?!!
Кто?!!!
— Ну да. Я
потому и тяну, что никак решить не могу… — пожаловалась я задумчиво,
чувствуя, как внутри всё подобралось и замерло. — Он или Янтарный? Пока и
с тем разругалась, и с этим. Надо выбирать, а то так и буду битая ходить! Никак
не могу решить, кому отворотного подлить.
— Ой, не
говори! — подхватила знахарка. — От такой любви — одни слезы. Но ты
крепко подумай, вот что я тебе, милая, скажу. Оба хороши.
Ну, кто оба? Кто?!
— На одном
остановишься, — скучно станет, — вздохнула и жалобно спросила
я. — Может, притерпятся, а?
— Да ты
что?! — взвизгнула знахарка, не помня себя от счастья. — Скажешь
тоже! Да чтобы Ветер соперника рядом терпел?! Опомнись, милая! Да он скорее
Гору спалит, чем такое допустит!
Х-ха! Вот я и
нашла похитителя заклинания!
Чтобы бабуля
ничего не заподозрила, я лишь вздохнула:
— Но
сердцу-то не прикажешь! Я же разобраться должна, кто и чего, — а он сразу
в глаз. Льда вон покалечил, а тот вообще сбоку припёка.
— Такова наша
женская доля, милая, — качая головой, сообщила знахарка.
— Но ваше
зелье поможет? — спросила я с надеждой. — Отворотит, ежели что?
— Какой
разговор, — уверенно ответила знахарка. — Как отрежет!
— Дорогое,
наверное… — замялась я.
— Сговоримся, —
величественно скрестив руки на груди, сказала бабуля.
* * *
Ну Ветер, ну
Сквозняк, ну гад! — думала я, спеша домой. — Ну, если всё это правда,
если бабка не соврала!
Минуя вход в жилую
часть представительства, я рванула дверь «Лавки Южных Товаров». Звякнул
голосистый колокольчик.
Профессор, стоя
спиной к двери, запирал многочисленные ящички с пряностями, расставленные на
полках у задней стены лавочки.
— Извините,
драгоценнейшая, — сказал он, не оборачиваясь на звон колокольчика. —
Но мы уже, увы, закрываемся. Если вы скажете, что хотели приобрести, я завтра
же отправлю вам заказ на дом в качестве извинения за то, что вы напрасно
утруждали свои очаровательные ножки, спеша сюда.
— Хочу
большое зеркало! — охотно назвала свой заказ я.
— Душа
моя? — обернулся Профессор. — Очень хорошо.
— Профессор,
я…
— Запри
дверь, — перебил, даже не слушая меня, Профессор. — Я только что
узнал, кто поджигатель. Это тот офицер из Службы Надзора за Порядком, который
де…
— Который
Ветер, он же Сквозняк, — закончила я за него.
— Откуда? —
лишь приподнял бровь Профессор.
Ни там восхититься
моей проницательностью, ни удивиться совпадению, на худой конец.
— Из
бани, — коротко и обиженно сказала я.
— Восхищён и
удивлён, — отозвался догадливый Профессор, что ни говори, а дока по части
дамского угождения. — А мне, душа моя, наконец-то удалось разговорить
госпожу прокуроршу, которая и сообщила недостающие сведения. Представляешь,
каких трудов мне это стоило? Теперь надо бы поспешить.
— А что будем
делать? — я постаралась как можно быстрее наложить многочисленные засовы и
запоры на дверь лавочки.
— Града нет,
бежим к Рассвету. Я боюсь, как бы весть о том, что мы всё знаем, не дошла до
поджигателя. Язык госпожи прокурорши — оружие обоюдоострое. Идём.
Мы вышли из
лавочки через внутреннюю дверь.
Профессор и её
закрыл наитщательнейшим образом на тридцать семь замков, видно, полагая, что
погоня за поджигателем это одно, а безопасность пряностей — совсем другое.
И лишь повернув
ключ в последнем замке, он пустился тяжеловатой трусцой по коридорам. Я за ним.
С Рассветом мы
столкнулись на лестнице: он бежал вниз.
— Это
Ветер! — закричал он нам, размахивая исписанными листами так, что чуть не
потушил лампы. — Вычислили мы его со Льдом только что, сию секунду!
— И я! И
Профессор тоже! И раньше вас! — крикнула я из-за спины начальства, чтобы
Рассвет не очень-то задавался.
— Ну и что
делать будем? — только и спросил Рассвет, потрясённый новостью, что он не
один такой умный.
— Похитим… —
безмятежно сказал Профессор, присаживаясь на ступеньку, чтобы передохнуть от
вредной в его возрасте беготни.
— Ка-ак? —
ужаснулась я. — Это же… это же… А нас потом… Суд, туда-сюда… А?
— Пойдёмте на
кухню, что мы на лестнице застряли? — предложил Рассвет. — Есть
хочется, проголодался я от этих вычислений. Град в таможне, я схожу, кучера за
ним пошлю, а вы чайник поставьте.