От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том I - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Михайлов cтр.№ 118

Кульминация этой внутренней борьбы запечатлена в третьем письме. Здесь автор книги достигает необычайной для своего времени глубины, просветленности и даже изящества в воссоздании сложного и не поддающегося рационалистическому анализу любовного чувства. Мариана уличает своего возлюбленного во лжи и вероломстве и тут же радуется, что он не страдает от разлуки с нею. Укоряя его в обмане, она пишет, что сама его обманула, так как не выполнила своих посулов умереть от чрезмерности снизошедшей на нее любви. Прося возлюбленного вечно любить ее и обещая со своей стороны такую же неумирающую любовь, она призывает смерть, чтобы хоть как-то привлечь его внимание.

В четвертом письме голос страсти сменяется порой голосом рассудка. Мариана вспоминает. Вспоминает о его ухаживании, ее увлечении, их счастье, его внезапном отъезде. Здесь в рисунок внутреннего монолога Марианы входят, как заставки, детали окружающей действительности: внизу ждет французский офицер, который отвезет ее письмо возлюбленному, старая монахиня дона Бритеш беседует с Марианой, ведет ее на балкон, откуда открывается прекрасный вид на Мертолу и откуда девушка впервые увидела своего возлюбленного. Эта ретроспективность письма заставляла некоторых исследователей считать его первым в композиционной канве книги ^[460]. Однако четвертое письмо с его попытками рационализировать страсть, разобраться в горестях судьбы – это закономерное ослабление напряжения, не снимающее, тем не менее, предчувствия катастрофы.

Завершение драмы – в пятом письме. Письмо это – одно из самых страстных и безнадежных. Мариана прощается с возлюбленным, просит не писать ей, отсылает ему его подарки. Сделать это трудно, бесконечно трудно. Бедная девушка трепещет, заливаясь слезами, надежда окончательно покидает ее. Она еще не знает, когда и как излечится она от своей безмерной страсти. Ей предстоит еще долгая и трудная борьба с собой. Бесконечной печалью пронизана последняя фраза письма и книги, фраза-укор, фраза-вопрос, фраза-решение: «Разве я обязана давать вам точный отчет во всех своих изменчивых чувствах?»

Книга кончается безнадежной пессимистической нотой, но не имеет «конца» в духе галантно-авантюрных или плутовских романов, ибо писатель не ставил себе задачи собственно рассказа, но лишь погружал читателя во все оттенки уже определившегося чувства и тем более определившейся ситуации, его вызвавшей. Дальнейшая судьба «Писем» – это история попыток придать им тот или иной «конец», т. е. попыток ввести произведение в рамки привычных жанров или хотя бы приблизиться к ним – наметить границы событий и придать душевным движениям конкретную заданность и направленность, сделать в конечном счете из страстного монолога светский диалог.

Мы не знаем прямой реакции публики на появление книги, но один перечень переизданий красноречиво говорит о большом успехе: в том же 1669 г. Клод Барбен напечатал второй тираж, в Кельне все в течение того же года Пьер дю Марто выпустил подряд два издания, наконец, к концу года появляется еще одно, осуществленное в Амстердаме Изааком Ван Дейком. В начале 1670 г. Барбен снова печатает книгу. Затем «Португальские письма» регулярно переиздаются в последующие десятилетия ^[461]. Еще красноречивее появление продолжений и «ответов». Уже в августе 1669 г. Клод Барбен издает вторую часть «Писем», не имеющую ничего общего с первой. Он оправдывается: «Шумный успех, вызванный переводом пяти Португальских писем, внушил кое-кому из знатных людей желание увидеть перевод нескольких новых писем... Я думал, что само сочинение не так уже неприятно, чтобы публикацией его я не снискал одобрения читателей...» Однако сравнение первой и второй частей обнаруживает в последней руку ремесленника, способного лишь на пустую светскую болтовню. Иногда автором второй части называют второстепенного литератора Адриена-Тома де Сюблиньи (1636 – 1696), немало писавшего для Барбена. Во второй части дама не разлучена со своим возлюбленным; она то назначает ему свидание, то видится с ним в свете; за размолвками легко может последовать примирение. Здесь перед нами не безудержная трагическая страсть, а скорее обычная светская игра в любовь, с совершенно микроскопическими поводами для ссор и примирений любовников. Но отныне плоские любовные упреки светской дамы будут печататься вместе с горячими, порывистыми письмами Марианы. В середине все того же 1669 г. появляются «Ответы на португальские письма»; их печатает парижский издатель Жан-Батист Луазон. Это действительно «ответы»: на каждое письмо Марианы, на каждый ее упрек, на каждую ее фразу следует ответ, часто дословно повторяющий текст первых «Писем». И здесь перед нами работа литературного поденщика. В ней видна торопливость: столь велик был успех «Португальских писем». Одно очень примечательно в этих «ответах», и это, очевидно, характеризует читательскую реакцию на письма Марианы, – это последняя фраза предисловия: «Меня уверили, что дворянин, написавший их, вернулся в Португалию». Автор «ответов» присочинил счастливый конец явно в угоду сентиментальности читательниц, убеждая их, что бедная Мариана вновь обрела счастье.

Приблизительно в то же время, т. е. где-то в середине или второй половине 1669 г., в Гренобле у Робера Филиппа вышли еще одни «Ответы на португальские письма», называемые обычно «Новыми ответами». Это были ответы опять на письма Марианы, а не дамы из второй части (которая так и не дождалась откликов на свою светскую болтовню). В «Новых ответах» чувствуется рука способного литератора. Стиль его, быть может, чрезмерно изыскан, но герой умно, твердо и мужественно отвечает Мариане, а порой даже переходит в наступление и обвиняет девушку в ветрености. Основной подтекст его ответов – чувство самолюбивой гордости; он видит в своих письмах лишь возможность соревнования в нежных упреках и страстных признаниях. Автор книги не ставит перед собой задачу раскрыть созревшее и сформировавшееся чувство героя, он дробит его переживания соответственно поводам, извлекаемым из писем Марианы. Это, конечно, никак не вяжется с первыми «Письмами», с их построением, но сами по себе эти письма довольно удачны. В предисловии была сделана первая попытка анализа «Португальских писем»; здесь отмечались их искренность и проглядывающая в них непритворная страсть, книга ставилась в ряд литературных шедевров («они справедливо могут быть названы чудом любовного излияния»). Вместе с тем, откровенно говорилось о возможности прекрасного литературного упражнения («Мне и в голову не пришло упустить такой прекрасный повод к сочинительству»). Рождалась новая традиция. Излагать этапы ее эволюции здесь нет нужды; укажем лишь, что найденные в «Португальских письмах» приемы психологического анализа любовного чувства были плодотворно использованы во многих и многих памятниках французской прозы. Возник и специальный жанр любовной переписки ^[462], где заняли свое место и послания Абеляра и Элоизы ^[463], и письма заброшенной во Францию черкешенки Айше (мадемуазель Аиссе; 1695 – 1733), два памятника эпистолографии, наиболее близкие «Португальским письмам» и часто печатавшиеся с ними под одной обложкой.