Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Морозов cтр.№ 19

Илл. 25

Прагматика пугала связана прежде всего с устрашением и запугиванием, в том числе в обрядовых контекстах – ср. костром. пугалишка „окрутник, наряженный о святках“ и свадебный обычай пугать молодых – «встречать их свекру и свекрови в вывороченных тулупах по приезде из церкви для богатого житья» [Даль 1882, т. 3, с. 535]. Это следует из самого названия данного объекта, которое в разных языках образуется не только от слов «пугать/пужать» (ср. нем. Die Scheuche, англ. Scarecrow, фр. l“épouvantail и под. „пугало“), «лякать» (ср. ляка „пугало“), «полохать» (ср. полохало, полохайло „пугало, чучело на огороде от птицы“) и «шугать» (ср. шугай, шугало „пугало в огороде“), но и от названий и имен различных мифологических персонажей – ср., например, рязанские названия пугала русалка или Алёна, владимирские и ярославские – кострома, архангельское аюкла „уродина, пугало, в которого, впрочем, иные верят как в лешего“ [Даль 1880, т. 1, с. 32; 1881, т. 2, с. 286; 1882, т. 3, с. 265, 535; РТК 2001, с. 78], а также чеш. hastrman – „водяной“ и hastroš – „пугало, чучело“. Впрочем, чучело также часто используется для устрашения – см. «Куклы и чучела в молодежных подшучиваниях и розыгрышах», а в обиходе пугало нередко называют чучелом.

Илл. 26

В традиционном быту огородное пугало часто использовалось для запугивания детей и подростков, чтобы принудить их к послушанию. «Поставють крястом палку вот так вот. Шапку наденуть и хоть какой махор, пинжак. И в просо становили „русалку“. Да и „русалка“ и Алёна. Ребятишкых пужають: „Ой, Алёна! Вон, щас Алёну привядём!“ Да. Эт ребятишкых пугали…» [ЛА МИА, с. Завидное, прож. в с. Желанное Шацкого р-на Рязанской обл.]. «Эт стращали, это было: „Не ходи на огород! Не рви ни бобы, ни моркошку – она ещё молодая! А то там русалка!“ Они вот делають вот палки и вот надявають какую-нибудь рубаху на неё, на этую, на палку. Как руки – вот так растопырены. И привяжуть какой-нибудь ей шабóл: она ветром так машет: „Ой, ой! Вот это вот бирюк, – скажуть, – тама!“ – Да. „Волк там, в конопях! Там вот русалка! Не ходитя!“» [ЛА МИА, с. Казачья Слобода Шацкого р-на Рязанской обл.].

Специализированные функции пугала отражаются на его конструкции. В отличие от чучела, которое изготавливают с соблюдением пропорций и деталей человеческого тела, нарядно одевают, причем часто в настоящий праздничный костюм, украшают лентами, бусами, венками из живых или бумажных цветов и т. п., пугало, как правило, имеет очень примитивную конструкцию с очень условными пропорциями и обычно, в полном соответствии со своим предназначением, выглядит устрашающе и безобразно. Некоторые, так называемые «динамические» конструкции пугал, не имеют с обликом человека практически ничего общего [Бушкевич 1997, с. 14–17]. Охранительные и отгонные функции зоо– и антропоморфных чучел характерны для магических и обрядовых практик разных народов и имеют универсальный характер [Календарные обычаи 1989, с. 276, тибетцы; Иванов 1970, с. 123, селькупы].

* * *

Как видим, применяемые в ритуально-обрядовых практиках антропоморфные предметы (чучела и пугала) не только имеют существенное внешнее сходство с куклами в узком смысле слова, но и пересекаются с ними по семантике и функциям. Хотя для носителей русской традиции в ряде случаев существенно различие между этими объектами по размерам и обрядовым действиям, совершаемым с ними, в некоторых случаях эти различия нивелируются и игнорируются. Разница в размерах может быть мотивирована целью обрядового действа. Для публичных зрелищных акций во время обрядов выпроваживания или акций запугивания более подходят ростовые куклы, подчеркивающие сходство данных артефактов с заменяемыми ими персонажами и лицами. В магических и обрядовых практиках с участием узкого круга лиц (семейно-родственная, возрастная или гендерная группа), целью которых является проведение акций, не предназначенных для посторонних (например, удаление персонифицированной в кукле болезни), чаще употребляются небольшие, часто условно-символические типы кукол. Разница в прагматике обуславливает и форму такой специфической группы антропоморфных предметов, как пугала. Детализация и более тщательная проработка облика характерна для пугал, употребляющихся в различных действиях (запугивание, розыгрыш), направленных на людей. Пугала, предназначенные для отгона птиц, обычно стремятся к более абстрактным символическим формам, в них на первый план выходят те атрибуты, которые увеличивают их практическую пользу (звуковые и визуальные эффекты, кинетические конструкции и т. д.).

По-видимому, чтобы в полной мере оценить значение феномена куклы, необходимо рассмотрение ее с точки зрения двух фундаментальных дисциплин. Первая из них, социальная антропология, дает возможность рассмотреть функциональные возможности этой вещи, различные аспекты ее употребления в различных социальных структурах и в разных типах культур, в том числе связь ее с характерными для этих культур мировоззренческими системами, вписанность ее в их мифологию и идеологию. Вторая из дисциплин – психология, помогает приподнять завесу над коренящейся в самых сокровенных уголках человеческого «Я» тайной возникновения феномена куклы как такового.

По замечанию Ж. Бодрийяра, в определенный момент любая вещь помимо утилитарного использования приобретает и некое дополнительное значение, становится «еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом», некой психической оболочкой, в которой он может царить, которую он наполняет смыслом, своей страстью [Бодрийяр 1999, с. 95]. В этом смысле кукла, по-видимому, мало отличается от других вещей.

Во многих своих презентациях кукла беспола, то есть не наделена признаками ни мужчины, ни женщины. Гендерные признаки возникают у куклы в процессе игры, когда играющие наделяют ее мужским или женским именем и игровой функцией, связанной с выполнением тех или иных социальных ролей, которые традиционно закрепляются в данную эпоху и в данном обществе за мужчинами или женщинами.

Основным гендерным маркером в этом случае является дресс-код, то есть половые признаки, выраженные символически в специфических деталях внешнего облика, характерных для данной культуры (в первую очередь – в одежде). При этом пол куклы может быть символически обозначен отдельными деталями. Например, у кумандинцев деревянные фигурки духов-«шалыгов», способствовавших удачной охоте, различались по полу при помощи прикрепленных к носам кусочка меха, изображавшего бороду шалыга-мужчины, или кусочка ткани у фигурки, обозначавшей его жену [Иванов 1979, с. 26]. В этом контексте можно утверждать, что куклы становятся совершенно бесполыми, лишившись одежды (ср. у В. В. Набокова: «Куклы ‹…› остались совершенно нагими, и следовательно бесполыми» [НКРЯ: Набоков 1954]). Правда, это относится прежде всего к детским куклам, за исключением Барби или некоторых типов кукол-«кормилиц» с подчеркнуто большой грудью.