На этом можно было бы закончить наше повествование, но мы все же позволим проследить до конца эту эпическую драму — многоходовую шахматную комбинацию союзного флота под командованием Вильнёва, которому в одиночку практически удалось выполнить план Бонапарта по соединению эскадр, и не образуй Россия, Австрия и Англия Третью Коалицию — кто знает, может быть, Вильнёву и удалось бы соединиться с Гантомом и обеспечить высадку в Англии.
20 августа Вильнёв вошел на рейд Кадиса. Корабли встали на ремонт. Этот порт на тот момент никто не блокировал, так как были уверены, что союзная эскадра взяла курс на Брест, и Нельсон, оставив у Кадиса всего три корабля («Дредноут», «Колоссус» и «Ахилл») под командованием вице-адмирала Катберта Коллингвуда, срочно отплыл к берегам Туманного Альбиона. 18 августа флагман Горацио — 100-пушечный «Виктори» швартовался в Плимуте.
После выступления русских и австрийцев стало ясно, что высадка не состоится, поэтому можно было вздохнуть свободно и разобраться с эскадрой Вильнёва. Роберт Кальдер прибыл к Кадису 31 августа с 18 кораблями
[159]. 15 сентября Нельсон покинул Портсмут с 3 линейными кораблями («Виктори», «Аякс» и «Тандерер»). 8 октября он соединился с Коллингвудом, и силы англичан возросли до 8 линкоров (добавились «Дредноут», «Ахилл», «Марс», «Дифайнс» и «Колоссус»), 5 фрегатов и 2 шхуны. В начале октября под руку Нельсона был отдан флот Кальдера, сам Кальдер был вызван в Англию, предстать пред судом за отказ от повторного боя с Вильнёвом в июле, поэтому на 15 октября эскадра Нельсона насчитывала 33 линейных корабля и 5 фрегатов.
Что же творилось с другой стороны? В Кадисе отряд Вильнёва пополнился еще 5 кораблями — 136-пушечным «Сантиссима Тринидад», 112-пушечными «Санта-Ана» и «Принсипе де Астуриас», 80-пушечными «Райо», и «Сан-Хуан Непомусено». Поскольку «Террибле» после боя у Финистерре оказался сильно поврежден и был поставлен в док, теперь соединение союзников насчитывало 33 корабля.
По прибытию в Кадис объединенный флот начал свою реорганизацию. Пехота высадилась и разбила лагерь в дальнем углу бухты милях в шести от города «в исключительно здоровом месте с источником пресной воды», готовая к посадке на корабли в пределах двух часов. Приобретение провизии и запасов для кораблей стало большой проблемой. Склады у испанцев оказались пусты. Провизии также недоставало, и выполнить требования Вильнёва о двухмесячном снабжении семнадцати тысяч человек было очень сложно. Но главной проблемой были деньги. У французского консула Ле-Роя их не было, а печальный опыт научил кадисских торговцев не принимать к оплате счета, выписанные на французское морское министерство. Что касалось испанского правительства, оно не имело «ни малейшего кредита». В результате даже продовольственный агент на Исла-де-Леон требовал оплаты наличными за поставку сухарей. К счастью, испанские корабли имели шестимесячный запас продовольствия и частично поделились с французами
[160].
14 сентября Наполеон пишет Вильнёву: «Решившись на проведение крупной отвлекающей операции посредством посылки в Средиземное море наших морских сил совместно с флотом Его Католического Величества, доводим до вашего сведения наше желание, чтобы вы, немедленно по получении данного представления, воспользовались первой же возможностью выйти в море всем Соединенным флотом и направились туда»
[161]. Понятно, что Бонапарт решил создать мощный кулак из 33 линкоров на Средиземном море. Выбор Тулона был не случаен: он имел большие производственные мощности, заполненные склады, а кроме того — два выхода из гавани, в отличие от Кадиса, имевшего всего один выход.
24 сентября Вильнёв, еще не получивший эти указания, рапортует Декрэ о готовности выйти в море и взять курс на Ла-Манш при первой удобной возможности. 27-го он получает указания императора об изменении конечной цели похода — теперь корабли должны направиться в Тулон. Выход был назначен на 1 октября, но подвела погода — ветер был восточным, порывистым, с дождевыми шквалами. К концу дня он сменился на западный, а потом и просто стих. Ост-зюйд-ост задул 6 октября, Вильнёв приказал командам прибыть на корабли и быть в часовой готовности к выходу, однако и в этот раз попытка не состоялась. 8 октября на флагманском «Бюсанторе» состоялся военный совет, на котором присутствовали по 7 высших офицеров от испанцев и французов. Французский адмирал предложил выйти в море, воспользовавшись плохой погодой, но испанцы начали возражать. В последовавшей перепалке контр-адмирал Магон потерял голову и обвинил своих союзников в трусости. Лучший испанский капитан Алькало Гальяно схватился за шпагу. Гравина пытался успокоить спорщиков, но встал на точку зрения своих земляков: «В море идти нельзя, барометр падает, грядет шторм». Вильнёв не сдержался и насмешливо заметил: «Скорее всего, просто у кого-то честь падает». Гравина сильно побледнел, но смолчал. Вильнёв только вздохнул. Французы уже давно привыкли выходить из заблокированных англичанами портов в плохую погоду, это была единственная возможность.
Вообще большим желанием Вильнёва в Кадисе было отвязаться наконец от испанцев и уйти в Тулон с французами в непогоду, как он это сделал с кораблями Флота Леванта, отрываясь год назад от Нельсона. Шторма его не страшили, а вот ужасная подготовка испанских моряков, устаревшие методы командования их адмиралов очень даже внушали опасения. Однако император и Декрэ были категоричны — испанцы должны следовать вместе с французами. Скорее всего, Наполеона завораживала «магия цифр» — французы имели всего 18 кораблей, испанцы — 15, то есть, уйди Вильнёв без иберийцев, в абсолютных цифрах Франция лишалась половины эскадры.
Здесь все же хотелось бы сделать небольшое отступление. Дело в том, что французская система подготовки моряков конечно же уступала британской, но была несоизмеримо выше испанской. Это касалось и комплектации команд, и системы снабжения и обеспечения, и общего уровня офицеров и адмиралов. Да, у испанцев был большой опыт океанских плаваний, некоторые их адмиралы, вроде Гравины или Масарредо, внесли большой вклад в науку, в том числе и военную. Но то, что определяет взаимодействие кораблей в бою — а это практика кораблевождения больших соединений и система сигнализации, — находилось у донов в зачаточном состоянии. С 1802 года французы пользовались сводом сигналов Павильона, модифицированных адмиралом Морогом. Испанский же флот лишь в 1804 году озаботился разработкой новой системы сигналов, поскольку прежняя уже сильно устарела. Автором нового свода стал Фредерико Гравина, один из самых лучших испанских адмиралов. Надо сказать, что эта система не уступала французской, в ней использовалось 24 флага, с помощью которых можно было передавать 576 слов, но вот ввести ее повсеместно испанцы просто не успели. В результате в союзном флоте использовалось аж три свода сигналов — французский, испанский новый и испанский старый. Исходя из этих соображений, Вильнёв считал, что даже 18 французских кораблей будут сильнее, чем 33 франко-испанских. Ведь на кораблях лягушатников капитаны и адмиралы были одной школы, каждый знал примерный уровень подготовки друг друга, отрабатывали на учениях одни и те же маневры, умели читать свои сигналы. Также не возникало лишних вопросов с главенством командования.