Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII - читать онлайн книгу. Автор: Эмиль Мань cтр.№ 35

Зато в сундуках мадам де Фаволь было полным-полно постельного и столового белья. Даже больше, чем у Байёлей ^[76]. Вообще создается впечатление, что обе семьи придавали довольно большое значение еде. Кроме лакеев и горничных обе держали кухарок. Они располагали в обоих домах для приготовления своих соусов и жаркого просторными кухнями с печами, где для подвешивания над огнем котлов были сделаны специальные крючья, на стенах висели целые батареи железных, медных и бронзовых кастрюль, сковородок и прочих емкостей для приготовления пищи, в контейнерах для воды содержались многие ведра этой необходимой для нормального существования жидкости, а кроме всего этого, стояли столы и длинные узкие скамейки, шкафы и буфеты, откуда доставали предназначенную для повседневного пользования фаянсовую и оловянную посуду.

Обе семьи завтракали, обедали и ужинали в комнатах, находившихся на первом этаже дома и примыкавших к кухне. Эти комнаты в нотариальных описях носят название не «столовой», а «залы». Никакой особой роскошью эти залы отмечены не были. У Фаволей стены оставались голыми, у Байёлей были увешены фламандскими гобеленами с вытканными на них персонажами. Мебель была в обоих домах одинаковой: большой стол на скрепах, кровать для послеобеденного отдыха, дюжина «сидячих мест», бронзовая лохань на ножках, буфет – все, кроме, конечно, лохани, орехового дерева.

Строгую обстановку старались сделать более красивой и уютной, когда в гости приходила веселая компания жующих с аппетитом друзей. Вот тогда-то и вынимались из сундуков кружевные «дорожки» на буфет, а на них выставлялись кувшины с водой, бутылки и кубки, куда слуги наливали вино, изготовленное из собранного в поместье Байёля в Суази винограда, а у Фаволей – безонский кларет и бонское сухое, хранившееся в собственном погребе. На столах, накрытых спускавшимися чуть не до полу скатертями из дамаста, раскладывали вынутые ради такого праздника из кофров серебряные столовые приборы. У Байёлей их было побольше, чем у Фаволей (на 3 021 ливр против 1 256 ливров), оба семейства кичились тем, что, подобно знатным сеньорам, владеют двумя «шикарными» вазами, двенадцатью блюдами, двадцатью четырьмя позолоченными серебряными тарелками. Однако случалось так, что (у Фаволей чаще, чем у Байёлей) число сотрапезников за столом оказывалось больше числа имеющихся приборов. И в такие дни приходилось есть руками. Впрочем, никого это не удивляло и не смущало: вилки и ложки оставались пока в домах того времени предметами, постоянно использовавшимися только в самых изысканных кругах общества ^[77].

Мы еще получим возможность засвидетельствовать это, проникнув в дом одного из таких «избранных» – Дени де Кинто. О нем лично, к сожалению, не сохранилось практически никаких сведений, даже на уровне анекдота. Известно только, что он был братом Луизы де Кинто, жены Клода Вье, торговца с Вандомской площади, а следовательно, сам принадлежал к буржуазии как классу, и мы можем предположить: Дени де Кинто прикладывал все усилия, чтобы заставить окружающих забыть о своем более чем скромном происхождении, предаваясь в потугах к элегантности даже излишествам. Он был шталмейстером у герцогини де Монпансье, а его супруга, Мари де Пюижиро, скорее всего, служила у последней камеристкой ^[78]. В качестве приближенных к этой знатной особе, проживавшей в особняке де Гизов в Маре, супруги занимали там спальню и гардеробную.

Ох и тесное же обиталище, скажут нам, но сказать так могут только те, кто не знает, что во дворцах принцев и принцесс их многочисленная прислуга обычно жила в тесноте да не в обиде. На самом деле, это жилье, с самыми добрыми намерениями предоставленное им хозяйкой, парочка, которая проступает перед нами из тумана прошлого, могла, по крайней мере, превратить с помощью обстановки, купленной на свои деньги, дабы утвердить репутацию светских людей, в алтарь госпожи моды, где все казалось специально предназначенным для того, чтобы улыбаться, нравиться, гарцевать, распускать павлиньи хвосты.

Они явно предпочитали новые материи для обивки и украшения своих комнат, а особенно те из них, что производились мануфактурой Бове. Это предпочтение бросалось в глаза каждому, кто переступал порог, поскольку по стенам были развешены ковры в крупных зеленых разводах по черному фону, вышедшие из стен ателье художников именно этой мануфактуры. А чередовались эти ковры с восемью маленькими картинками, где – на меди или на дереве – живописцем были изображены либо слащавые лики святого Франциска из Паулы ^[79], либо разнообразные сцены из жизни Христа.

Словно для того чтобы оживить несколько строгий интерьер, сделать его повеселее, по полу был расстелен большой лиловый ковер из произведенной в Бове саржи, украшенный вышитыми венгерской гладью лентами, оттененными ярким шелком. Середину комнаты занимала монументальная кровать с позолоченными колонками, увенчанными султанами из перьев. Раздвинутые, такие же саржевые и лиловые, как ковер, занавески позволяли увидеть спинку, обитую переливчатой тафтой, на которой сиял прикрепленный к ней серебряный сосуд со святой водой. Четыре кресла с подлокотниками и шесть табуретов с сиденьями, обтянутыми все той же тканью, окружали это торжественное ложе. У стен располагались три больших, окованных железом сундука и три немецких кабинета, украшенные маркетри. Здесь супруги Кинто хранили белье, серебро, драгоценности. Чуть подальше, как раз напротив двух угловых шкафчиков, стояли: с одной стороны – величественный шкаф с четырьмя окошечками, где были выставлены семейные документы, чудесные шпаги и кинжалы с гардами и рукоятками резного – ажуром – серебра, которые Дени Кинто заботливо предохранял от порчи, держа в бархатных или шагреневых футлярах светлых тонов; а с другой – туалет, обитый зеленым бархатом с позументом и золотой бахромой, где выстроились рядком многочисленные и разнообразные предметы, необходимые для наведения красоты, а к нему был прикреплен мешок из той же ткани с такой же отделкой, в котором хранилась ночная одежда.

Над камином серебряное бра предлагало для всеобщего обозрения ароматизированные свечи, размещенные между двумя прелестными маленькими, серебряными барельефами: один с фигурой Пресвятой Девы, другой – со сценой бичевания Христа. Перед камином стоял большой стол на витых ножках, обитый кожей и служивший опорой двум серебряным светильникам и очаровательному золотому ковчежцу, украшенному серой эмалью и бриллиантами.