Что касается отношений между регулярными войсками и местными, они никогда не были ни дружескими, ни близкими, несмотря на официальное равенство положения. «Дневник» миссис Шорт, жены преемника доктора Бакстера на посту начальника госпиталей острова, является ценным свидетельством светской жизни того времени и содержит множество болтовни на эту тему. В нем очень редко упоминаются вечера, проведенные в обществе местных жителей, однако есть одно любопытное замечание: «На обеде присутствуют только англичане, потом приходят женщины, живущие на острове; все немного танцуют».
«Рядовые» белые. Официальные приемы
Это горстка мелких служащих Компании, которые в губительной праздности дожидаются старости или ухода тех, кто занимает высокие должности, в надежде заполучить более доходную синекуру. Являясь потомками британцев, живущих на острове с прошлого века, они, благодаря череде брачных союзов, заняли прочные позиции на острове. Все эти Фаунтины, Кеи, Силы, Портесы, Барбазоны, Бродвей носят пышные звания — кто купеческого старшины, кто писателя, кто интенданта земельных угодий, интенданта общественной торговли или начальника порта. Пока что они исполняют вторые роли, но уверены в том, что однажды займут место Доветонов, Грентри и Бруксов, с которыми состоят в родстве. В 1815 году они весьма недоброжелательно встретили поток военных и гражданских лиц, забравших в свои руки бразды правления и отодвинувших их на задний план.
Если «белая знать» является обычным окружением губернатора, то эти семьи, занимающие менее высокое положение, участвуют в публичной жизни лишь время от времени — главным образом на приемах и балах в Плантейшн Хаус и Замке, которые устраиваются редко, только по случаю больших календарных праздников или тезоименитства принца-регента 12 августа. Скольких оно буквально сводит с ума! Повсюду, от берегов Темзы до самого отдаленного британского владения, проходят пышные торжества: на рассвете, когда раздаются артиллерийские залпы, и посреди ночи, когда тысячами огней сверкают фейерверки, все радуются счастью его королевского высочества, а тот в парике, разукрашенный лентами, окруженный осыпающими его лестью придворными, нередко уже навеселе, даже не решается появиться перед лондонцами! Но какое значение имеет особа монарха или его представителя! На торжествах в честь этих двух бесцветных фигур — словно вышедшего из какой-нибудь шекспировской трагедии безумного короля в Виндзорском замке и марионетки из Карлтон Хаус, «Георга Принца-Регента», — церемониал соблюдается с неукоснительной точностью везде, где развевается флаг Соединенного Королевства. Дело в том, что для британцев — народа, надменного и тщеславного, который в XIX веке главенствует на международной арене, — этот день является поводом чествовать и превозносить самих себя с тем большей пышностью, что государь его вызывает лишь сострадание и презрение. «Нация торгашей», — сказал о них Наполеон и в общем-то был прав; каждая книга, посвященная этому периоду истории Англии, должна начинаться примерно так: «Англия — это остров, населенный торговцами». И конечно, наглядным свидетельством процветания является эта лавина пушечных залпов, балов и парадов, которые даже в самых удаленных ее владениях напоминают о могуществе «старой доброй Англии». Какой восторг вызывают эти салютующие батареи на Святой Елене, когда они стоят под самыми окнами Императора, чей силуэт вырисовывается за жалюзи гостиной графини Бертран!
Накануне губернатор является сообщить французам, что пушечный залп будет дан в честь его королевского высочества, и осведомляется, угодно ли им будет присутствовать на балу, который он дает в Плантейшн Хаус. Утром, едва рассвело, раздаются пушечные залпы, а Дедвудский лагерь готов к параду. Губернатор, затянутый в роскошный генерал-лейтенантский мундир, прибывает в сопровождении своего штаба. Как только он спешивается, оркестр играет God save the King, потом начинается парад, за которым Император наблюдает сквозь жалюзи гостиной Бертранов. Пестрая толпа с восторгом смотрит на это зрелище: «знать» в первом ряду, духовенство, «рядовые» белые, рабы, лавочники, дети, все как один восхищаются чеканным шагом, безупречными мундирами и белой кожаной амуницией.
Вечером сэр Хадсон и леди Лоу встречают гостей, пришедших на ужин в Плантейшн Хаус. «Ужин в честь принца-регента». В пригласительных билетах указано: «форма одежды парадная», а потому и военные, и штатские затянуты в свои лучшие мундиры и фраки, а дамы — в свои самые элегантные платья. В столовую все чинно идут парами под звуки полкового оркестра. За десертом сэр Хадсон поднимает бокал за здоровье его королевского высочества, и маркиз де Моншеню не может сдержать волнения. «12 августа мы праздновали тезоименитство принца-регента, и губернатор устроил торжественный ужин примерно на пятьдесят персон. В конце ужина он произнес тост за здоровье принца, встреченный дружными криками "ура"! Тост за здоровье короля сопровождался восторженным гулом, длившимся минут пять под звуки полкового оркестра».
С наступлением темноты Дедвудский лагерь озаряется тысячью огней, и повозки, впереди которых идут рабы с фонарями, доставляют со всего острова приглашенных на военный бал. Когда все гости собираются, прибывает сэр Хадсон Лоу в сопровождении адмирала и группы офицеров. В паре с супругой адмирала он открывает бал, и звуки музыки звучат до утра. Леди Лоу, которая не любит шумных народных собраний, остается в Плантейшн Хаус и, возможно, как обычно, жалуется на трудности своего положения: люди дурно воспитаны, не имеют ни малейшего представления о правилах учтивости, не оказывают должного внимания супруге губернатора. Действительно, сутолока этих народных праздников не слишком привлекательна, так как царящая там непринужденность имеет следствием близкое соседство самых разных людей, и на несколько приятных и хорошо одетых приходится столько пьяных физиономий и нелепых одеяний! Австрийский комиссар ошеломлен этим. «Мужчины грубы и невежественны, женщины глупы и уродливы, народ несчастен и беден».
На следующий день, когда цветные фонарики погашены и парадные туалеты убраны, весь этот мелкий люд возвращается к своей работе, кто в свою канцелярию, а кто и в тюрьму, — ибо нет никого, вплоть до тюремщиков, кто бы не принимал участия в этих замечательных празднествах. Вся эта мелкая сошка занята лишь незначительными делами, ибо абсолютная власть находится в руках одного человека. А каково британцу обходиться без всех этих комитетов, советов или «митингов», от которых он без ума и которые дают ему ощущение собственной значимости! Поскольку военные досье находятся в Плантейшн Хаус и в Замке, прочим остаются лишь всякие пустяки. И если «председатель Совета» имеет высокое представление о своей миссии — Лоу даже заявляет Горрекеру, что его пост на Святой Елене не менее важен, чем пост государственного секретаря, — то председатель комитета по отбору жеребцов-производителей, инспектор овец и коз, дьяконы и иподьяконы также не склонны преуменьшать свою значимость. Дэвид Кей, Гэбриэл Доветон, Роберт Лич, Джон Бэгли и Джон Легг собираются каждый год, чтобы составить список жителей, способных исполнять обязанности шерифа, члена фабричного совета, бальи, инспектора овец и коз и ответственного за обнаружение глистов у скота. Чтобы придать блеска этим комитетам и удовлетворить свою страсть к порядку и подробным описаниям, они составляют длинные отчеты примерно такого содержания: «12 апреля 1818 года, согласно пожеланию губернатора, комитет ознакомился со списком жителей и рекомендовал следующих лиц. Список претендентов на должность смотрителя дорог не был представлен». Было решено, что только владения размером не менее пяти гектаров должны выделять одного смотрителя. Комитет также считает, что ответственные за выявление глистов у скота должны получать вознаграждение в 3 пенса за каждого червя от владельца зараженного животного.