Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне - читать онлайн книгу. Автор: Жилбер Мартино cтр.№ 57

Если бы Наполеон не был уже так близок к концу своей жизни и не так плохо себя чувствовал, — вернувшись в Лонгвуд, он принужден был сразу же лечь в постель, — он оценил бы эту колониальную атмосферу, вошедшую в моду со времен «Поля и Виргинии», простодушие старика, здоровую красоту детей и безмятежный пейзаж Увы! Попрощавшись с хозяевами, на один день оказавшими ему гостеприимство, он с трудом сел на лошадь. Добравшись до Хате Гейт, он спешился, бросился в ожидавшую его коляску и, закрыв глаза, позволил довезти себя до крыльца своего дома.

Другая дочь Доветона замужем за майором Ходсоном, который совмещает должности гарнизонного офицера и заместителя прокурора; он живет в Мальдивии в восхитительном доме в глубине Джеймстаунской долины, у подножия коттеджа Бриаров; тенистый и прохладный сад, где анакарды и другие редкие деревья, европейские и тропические цветы и журчащий ручей создают неповторимую атмосферу. Однажды ноябрьским вечером 1815 года, в то время как офицеры готовятся к балу у адмирала, Наполеон выходит из коттеджа в сопровождении Лас Каза, чтобы идти на прогулку, и, увидев этот прелестный утопающий в зелени дом и ухоженный цветущий сад, сбегает по ведущей к нему крутой тропинке; это довольно утомительно, Лас Каз с трудом поспевает за ним, и к крыльцу дома они подходят совсем запыхавшись. Майор и его жена любезно принимают их, приглашают в гостиную, а потом в парк, освещенный косыми лучами заходящего солнца. День в тропиках всегда внезапно сменяется ночью, а потому вернуться назад по тропинке невозможно, и путники возвращаются домой на лошадях Ходсонов. Императору с первого взгляда понравился хозяин дома, гигант шести футов роста, с открытым и приветливым лицом, и он мысленно назвал его Геркулесам. Возможно, из дымки воспоминаний перед ним внезапно возникли лица, фигуры, торопливая почтительность тех молодых офицеров, которые в европейских дворцах и на биваках суетились вокруг него, всех этих адъютантов, ординарцев, камергеров и курьеров. В благодарность Ходсоны удостоились беспримерной чести стать единственными среди обитателей острова допущенными к столу Императора. Балькомбов, конечно, тоже иногда приглашают на эти обеды, но они не идут ни в какое сравнение с простодушными yamstocks ^[41], потому что на этой скале они обосновались совсем недавно, и их образ мыслей и жизни все еще остается вполне европейским. Эти простые люди откровенно забавляют Императора: как-то вечером одна жеманная дама спросила, «не кажутся ли улицы Лондона немного скучными после ухода китайского флота, подобно тому, как Джеймстаун опустел после отплытия его шхуны».

Другой раз, вечером у Балькомбов заходит речь о модных романах и о «Матильде» мадам Коттэн, чей сумрачный романтизм приводит всех в восторг, и один толстый англичанин, слушавший затаив дыхание, спрашивает, кто такая эта Матильда и где она живет.

— Сударь, — невозмутимо отвечает Наполеон, — она умерла и ее похоронили.

Толстяк едва не плачет. Жалкая компания!

Офицеры полков, расквартированных на Святой Елене, являются естественными союзниками местных латифундистов; вместе они противостоят новому порядку, но, не в силах сбросить в море англичан и французов всех скопом, они рассыпаются в любезностях, чтобы войти с ними в соглашение, сохранить доходные места и таким образом компенсировать унизительную утрату престижа. Ибо рядом с офицерами действительной службы его величества наемники Индийской компании выглядят довольно жалко. Набранные из отставников индийской армии, из частей, дислоцированных в Кейптауне, или из семей, обосновавшихся на Святой Елене в прошлом веке, эти полковники, майоры и капитаны не выдерживают сравнения с профессиональными военными, увенчанными славой и орденами, ветеранами Наполеоновских и других войн, которые теперь главенствуют в гарнизоне. Какой удар судьбы! Целых два полковника, два майора, тринадцать капитанов, двадцать лейтенантов и восемь младших лейтенантов (цифры кажутся нереальными!), внезапно оторванные от безмятежной сельской жизни, вынуждены повиноваться новым начальникам, исполнять, казалось бы, давно забытые повинности и терпеть бесцеремонное обращение! Если возникает даже незначительный спор между одним из его офицеров и служакой из Индийской компании, Лоу тотчас же выходит из себя и начинает кричать, что он, лучше зная местную обстановку, предпочитает пользоваться услугами артиллериста, имеющего более высокий чин, который поставит на место этих «ублюдков». Какое потрясение для людей, которые незаметно перешли от военных обязанностей к полицейским, а затем — к менее утомительным и более прибыльным — сельскохозяйственным и скотоводческим. Бедный полковник Райт, командующий пехотой, бедный полковник Смит, командующий артиллерией, которые в 1815 году вели спокойную жизнь богатых владельцев! Бертран, посетивший однажды земли Смитов, потрясен: «У него двадцать волов, шестьдесят баранов, двадцать пять рабов. Двадцать пять лет назад он сам посадил все деревья, и сам за ними ухаживает. У него самый прекрасный сад на острове».

Благодаря серии браков «белая знать» и офицеры полков Индийской компании тесно связаны между собой, и те, кто командуют, и те, кто исполняют, встречаются вечером в семейном кругу за общим столом. Долгими вечерами, из-за отсутствия местной прессы и контактов с внешним миром, дневные происшествия пересказываются, обсуждаются, в бесконечных вариациях повторяются, и все это сопровождается язвительными комментариями и забавным злословием. В подобных условиях военная дисциплина не отличается суровостью, и нужно быть действительно очень бестолковым, горьким пьяницей или совершенным бездельником, чтобы навлечь на себя гнев губернатора. Что, однако, случилось с лейтенантом Уильямом Фуллером в октябре 1815 года и благодаря чему его имя сохранилось в местной истории; он предстал перед губернатором 17 октября, и о результатах этой встречи написано на том же листе и тем же пером, которым была сделана запись: «Прибытие генерала Наполеона Буонапарте и некоторых других лиц в качестве государственных пленных». Фуллер взят под арест за то, что, находясь в состоянии постыдного опьянения, лежал на дороге к форту, когда был дан сигнал общей тревоги, и во время заключения оказывал неповиновение и вел себя недостойным офицера образом, выказав, кроме того, умственные способности, несовместимые с исполнением обязанностей офицера.

Если вторжение регулярных войск нарушало спокойствие большей части мирного населения, то оно оказалось весьма выгодным для персонала Индийской компании, с удовольствием узнавшего от военных властей о неожиданном решении: «Принц-регент имел удовольствие одобрить решение о выдаче патентов с присвоением соответствующего ранга, действительного на Святой Елене, всем офицерам, которые служат в Индийской Компании». Таким образом, капитан войск Его Величества имеет то же положение, что и капитан Индийской компании, и креолец Онезифорус Бил может обращаться свысока с каким-нибудь Мармадьюком только потому, что имеет одной нашивкой больше.

Офицеры Компании вообще почти не имеют сношений с французами в Лонгвуде, за исключением майора Ходсона, Геркулеса, которого Император всегда с удовольствием принимает и который числится в списке гостей графини Бертран. Но зато один из них имеет свободный доступ в Плантейшн Хаус, ибо сэр Хадсон Лоу, желая иметь своего осведомителя среди знатных островитян, взял себе еще одного адъютанта, некого лейтенанта Дена Таафа, который под пером Горрекера превратился в Damn Tuff («Проклятого интригана») или Yam («Батат»). Очевидно, это красивый малый, ибо леди Лоу то и дело бросает на него томные взоры, но беспечный и неуклюжий, который к тому же за едой «пыхтит, как кашалот». Роль он играет весьма незначительную и, похоже, служит чем-то вроде красной тряпки, которой размахивают перед носом у Горрекера, чтобы вывести его из себя. А имя некого капитана Бенетта упоминается рядом с именем Наполеона во время похорон последнего в долине Герани; офицерам Лонгвуда в ответ на их просьбу предоставить красное дерево для изготовление гроба Императора было сказано, что на острове это дерево не растет и склады не могут выдать им требуемые доски; Бенетт вспомнил, что в столовой у него есть большой стол, и предложил использовать его. И ныне под сводами собора Дома Инвалидов Император покоится в гробу красного дерева, изготовленного из стола, принадлежавшего офицеру гарнизона Святой Елены ^[42].