Нидерланды. Каприз истории - читать онлайн книгу. Автор: Геерт Мак cтр.№ 21

Какие бы демоны ни преследовали Кунраада ван Бёнингена — уныние, Якоба, какие-то обитатели небес или ада, — одно совершенно определенно сыграло роль: политика. Или, лучше сказать, духовное и моральное состояние, в котором находились его город и Республика в конце XVII века. У ван Бёнингена и раньше бывали видения с политической подоплекой. В 1672 году, когда он был посланником в Париже, он видел «короля-солнце» в облике Навуходоносора, изрыгающего дым и кричащего: «Убейте, убейте, ведь охота — это хорошо!» Впоследствии он видел гробы, парившие над городом. Но, каким бы странным ни был его бред, тревога, которую он пытался выразить криками над Амстелом в ночной час, по сути, была реальной и серьезной. Потому что его мир тихо и незаметно оказался в глубоком кризисе самоидентификации.

Это был в первую очередь кризис гражданских добродетелей. Кунраад ван Бёнинген в свои лучшие годы являлся олицетворением идеального амстердамского купца, действительно типичным marcator sapiens. Потом он видел, как этот бюргерский мир погружается в летаргию и коррупцию, городские должности продаются тем, кто больше заплатит; еще полвека — и от его «совершенной» общности больше ничего не останется.

Но кризис имел еще более глубокие причины международного характера. Северные Нидерланды, как мы уже видели, в XVII веке были исключительным явлением. На протяжении десятилетий они образовывали в неспокойной Европе остров богатства и мира, они располагали невероятно обширной сетью торговых контактов, они проводили политику великой державы, и все это несмотря на свою маленькую территорию с относительно небольшим населением.

Мы говорим сегодня об 11 сентября, а великой травмой для ван Бёнингена и его соотечественников было вторжение 1672 года. В основном благодаря случаю и глупому везению в тот злосчастный год наступление французского «короля-солнца» захлебнулось под Утрехтом. Затем между нападавшими державами — Францией и Англией, — а также немецкими епископствами Мюнстера и Кёльна возникли разногласия; кроме того, молодой статхаудер Вильгельм III оказался умным стратегом, и все это еще раз спасло само дальнейшее существование Нидерландов. В самый последний момент. Но стало также более чем очевидно и то, что до тех пор бывшая формула успеха Республики не гарантирует ей превосходства на долгий срок.

В последовавшие годы все больше денег вкладывалось во флот и в армию, крупные работы в области инфраструктуры больше не финансировались. Экономический спад усиливался, и некоторые города начали даже вводить нечто вроде ограничения иммиграции. В 1685 году Харлем, например, запретил командам бечевых барж подвозить в город чужих бродяг из Амстердама, но в обратном направлении перевозки были разрешены. В 1715 году стало ясно, что статус великой державы не по силам маленькой стране. Республика больше не могла оплачивать долги, практически стала банкротом и с тех пор придерживалась политики осмотрительного нейтралитета. Это был самый большой кризис, наступление которого предчувствовал ван Бёнинген: кризис в конце той эпохи, когда его страна и его город занимали исключительную позицию; кризис уникальности этого маленького мира.

В конечном счете Республика пала жертвой своего собственного успеха. Она допустила классическую ошибку успешных государств: слишком долго придерживалась старых рецептов успеха; все больше сытость не позволяла видеть, что происходит у других. Между тем эти другие находили новые пути, во многих областях обгоняя былого лидера, чтобы когда-нибудь покончить с его гегемонией. К 1880 году Великобритания со своей угольной и сталелитейной промышленностью была самой экономически могущественной страной на свете; но 70 лет спустя, к 1950 году, все еще в основном сидела на прежних технологиях — и потеряла первенство. Нечто подобное случилось с нидерландской республикой в XVIII веке.

Производство пришло к застою, потому что в тех областях, где Нидерланды еще недавно обладали преимуществом перед остальной Европой: дешевая рабочая сила, замечательная разветвленная сеть водного транспорта, большой торговый флот и отлично организованный подвоз сырья и полуфабрикатов, — их догнали и перегнали другие страны, прежде всего Великобритания. Когда-то самые передовые технологии кораблестроения устарели. В XVII столетии англичане с благодарностью копировали быстрый и дешевый голландский флот, важнейший тип торговых судов того времени. В XVIII веке нидерландские верфи безнадежно отстали, а британцы строили новейшие трехпалубники.

Утверждается, впрочем, что англичане — когда статхаудер Вильгельм III в личной унии стал королем Англии, Шотландии и Ирландии — многое переняли в области знаний и техники от нидерландского золотого века, например через таких исследователей, как Хёйгенс [Гюйгенс], который в качестве члена Королевского общества поддерживал контакты с Ньютоном и другими английскими учеными. В соответствии с такой точкой зрения мировая Британская империя, по сути дела, построена на том, что Нидерланды создали в XVII веке. Верна эта теория или нет, но последствия изменения соотношения сил в Европе были весьма ощутимыми для Республики.

Амстердам утратил свою позицию выдающегося торгового города. Его ключевая роль в период золотого века была основана — и такое положение делало город как центр торговли уязвимым — не на большом и экономически сильном собственном тыле, а на благоприятном расположении внутри тогдашних международных торговых потоков, на точке пересечения северных маршрутов торговли с Балтикой, южных маршрутов торговли со Средиземноморьем и, конечно же, на пересечении ост-индских и вест-индских торговых путей. Однако, когда порты и соответствующие складские и транспортные мощности Гамбурга и Лондона значительно увеличились, они вскоре смогли опередить Амстердам, заняв центральное место. Ведь у обоих этих городов имелся серьезный тыл, то есть сравнительно большие страны, которые стали экспортировать все больше товаров.

Экономический упадок Республики был усугублен и тем, что другие страны перешли к протекционистской политике и все чаще закрывали свои границы для чужих товаров, что особенно больно ударило по такой типичной экспортно-транзитной стране, как Нидерланды. Когда в Пруссии, Дании, во Франции и Южных Нидерландах запретили ввоз сельди, то целая отрасль хозяйства Республики пришла в упадок: без средств к существованию остались не только рыбаки, но также упаковщики сельди, судостроители, изготовители парусов, канатов и многие другие ремесленники. Ко всем этим проблемам прибавились еще и эпидемии чумы крупного рогатого скота, причинившие значительный ущерб его поголовью в стране, а также появление в больших количествах так называемого червя-древоточца — моллюска, проедавшего всюду дыры в бесчисленных деревянных воротах шлюзов и обшивке плотин, которые защищали страну от воды или с помощью которых ее пытались использовать.

Короче, еще недавно самое передовое государство Европы остановилось в своем развитии. Во Франции, в Великобритании, Пруссии и Австрии устанавливаются централизованные монархии с рациональным правлением, отчасти с хорошо функционирующей бюрократией и более или менее управляемой экономикой. Республика соединенных провинций для такой современной жесткой государственной системы была слишком раздробленной и хаотичной. О рациональной, целенаправленной политике не могло быть и речи, ни о хозяйственной, ни о военной. После смерти Вильгельма III в течение десятилетия не назначались статхаудеры, а те двое, которые в конце концов были назначены, оказались явно слабыми лидерами. Поэтому отсутствовал какой-либо противовес городским регентам, которые без помех раздавали посты и должности родственникам, друзьям и хорошо платящим партнерам по бизнесу, в результате чего нарушался баланс всей системы управления.